Эти опавшие листья

Бегство во времени бесплодно. Ты начинаешь жить в светлом будущем, живешь ради него. Видя вещи в их нынешнем состоянии, утешаешься мыслями, какими они станут когда-нибудь. И ты, наверное, трудишься для того, чтобы они скорее стали такими, как в твоих мечтах. Я знаю об этом все, уверяю тебя. Я сам уже предпринимал подобные попытки – жил в состоянии непрерывной интоксикации мыслями о грядущем, работал с энтузиазмом ради идеала счастья. Но достаточно всерьез задуматься, и ты увидишь, насколько абсурдна устремленность вперед, твои труды ради чего-то в отдаленной перспективе. Во-первых, у нас нет причин ожидать, что будущее вообще наступит, по крайней мере для человеческих существ. А во-вторых, мы не ведаем, не окажется ли идеал счастья, к какому мы стремимся, неосуществимым, а если он достижим, не представится ли он нежелательным или даже отталкивающим для остального человечества. Хотят ли люди стать счастливыми? Появись у них реальная возможность достичь перманентного и неизменного счастливого состояния, не ужаснутся ли они от того, что дальше пути уже нет? И наконец, предвкушение будущего, тяжкий труд ради него не отменяют настоящего. Мы только делаемся более слепы к его граням.

Аналогичные возражения применимы к эскапизму, когда никуда не переносишься ни в пространстве, ни во времени, а уходишь в вечность, как ее понимал Платон, в умозрительный идеал. Простой уход в мир фантазии не отменяет фактов окружающей жизни. Мы всего лишь отвлекаемся и отрекаемся от них.

И не забудем о тех, кто гораздо отважнее эскапистов, кто решительно бросается в реальности современной жизни, окружающей их, и находит утешение в том, что посреди ее убожества, низменных проявлений и глупости обнаруживают все-таки доказательства существования доброты, милосердия и сострадания. Верно, подобные черты порой проявляются, и, сталкиваясь с ними, трудно не возрадоваться. Вопреки усилиям цивилизации, человек не окончательно опустился до уровня дикаря. Даже в нынешнем обществе родители по-прежнему испытывают любовь к своим отпрыскам, даже в нынешнем обществе слабые и больные иногда получают поддержку. Но, принимая во внимание происхождение и сходство людей друг с другом, было бы странно, если бы обстояло иначе.

Вам когда-нибудь попадался некролог, где не говорилось бы, что у покойного под суровой внешностью и грубостью манер скрывалось поистине золотое сердце? И авторы некрологов, какой бы штампованной не выходила продукция из-под их пера, пишут чистую правду. Да, у нас у всех сердца из золота, вот только мы настолько поглощены собственными заботами, что забываем об этом. По-настоящему жестокий, злой во всех своих проявлениях человек – такая же редкость, как гений или круглый идиот. Я никогда не встречал индивидуума с черствым сердцем. Неудивительно. Просто у человека с жестоким сердцем другие качества развиваются до аномальных размеров, а какие-то из них полностью или частично атрофируются. Кстати, я никогда не встречал никого, похожего на Моцарта.

Чарлз Диккенс впадал в умиление и частенько готов был пролить слезы, видя добродетель среди нищеты. «Он показывает нам, – как один из его американских поклонников восторженно это описывал, – что жизнь даже в ее самых грубых проявлениях может обретать трагическое величие. Среди заблуждений и крайностей нравственное чувство не гибнет окончательно, а прибежища самых мрачных пороков порой осенены присутствием благороднейших душ». И исполненных доброты, добавим мы. Однако следует радоваться неистребимости добропорядочности в человеческом обществе? Нас же не приводит в возвышенный трепет факт, что у каждого человека есть, например, печень или поджелудочная железа. Добродетели так же естественны в человеке, как его органы пищеварения. Любой здравомыслящий медик не удивится, убедивших в их наличии.