А если так, то во всех проявлениях добрых чувств Диккенса нет ничего, «о чем стоило бы написать домой», как мы привыкли выражаться в те времена, когда были необыкновенно щедро наделены всеми этими положительными качествами. То есть у нас нет причин особенно гордиться тем, что мы унаследовали от наших предшественников в цепочке эволюции и обладаем в той же степени, в какой это свойственно домашним животным. По-настоящему ценной находкой стало бы обнаружение в современном обществе доказательств наличия особого рода добродетелей, свойственных исключительно роду человеческому – осознанных и рациональных достоинств, которые по определению могут быть достоянием лишь существа, называющего себя Homo sapiens
. Широта взглядов, отсутствие предрассудков, абсолютная терпимость и неуклонное, разумное стремление к общественному благу. Но, увы, именно этого-то мы и не находим. Ведь чем, как не недостатком добродетели, можно объяснить нищету, убожество и грязь жизни? Правда в том, что за исключением редких порывов, мы – люди разумные – не обладаем человеческими достоинствами вообще. Проведите неделю в любом крупном городе, и это станет для вас очевидным. Причем отсутствие именно чисто человеческих добродетелей будет выглядеть столь вопиющим, что если мы вообще снизойдем до честного взгляда на действительность, то, уподобляясь Чарлзу Диккенсу, начнем хвалить свою расу за ее чисто животные достоинства. Жизнерадостные оптимисты, утверждающие, что человечество в порядке, пока матери любят детей, бедняки испытывают сострадание и помогают друг другу, а солдаты готовы умирать за родину, успокаивают нас нашим сходством с китами, слонами и пчелами. Но стоит нам попросить их привести свидетельства исключительно человеческой доброты, дать нам примеры сознательных и обдуманных добрых поступков, то нас же в ответ и обвиняют в интеллектуальном снобизме, холодности и отсутствии гуманности именно за отказ довольствоваться стандартами, пригодными даже для животных. Но как бы ни были мы признательны за наличие в цивилизованном обществе этих одомашненных добродетелей, позаимствованных из джунглей, нам их недостаточно, чтобы противопоставить всем ужасам и убожеству цивилизованной жизни. Ужасы и убожество проистекают из отсутствия у людей здравого смысла, из прискорбной неспособности стать разумными существами. Добродетели, взятые из дикой природы, служат лишь лицевой стороной монеты анимализма, у которой на «орле» мы видим эту самую чисто инстинктивную доброту, а на «решке» – тупость и инстинктивную жестокость.На этом закончим с нашими последними попытками поисков философских утешений. И посмотрим в лицо реальности. А моя контора в Гогз-Корте расположена, как я уже упоминал, в самом средоточии этой реальности, в ее пульсирующем сердце.
Глава II
Гогз-Корт – пуп земли! Повторяя среди окружавшей тишины те стихи, я тайно вновь ощутил правду, заложенную в них.
Ведь если люди древности питалиИллюзию посмертных превращенийВ цветы или подобья греческих богов,То мы теперь доподлинно узнали,Что гибель ждет нас там, где мы живем.Мой гулкий, как у оракула, голос пронесся над безмятежной поверхностью моря. Ничто не усиливает значительности заявления, как возможность услышать его громко произнесенным собственным голосом в одиночестве. «Даю клятву, что больше ни капли, и да поможет мне Бог!» О, эти торжественные слова, повисающие среди паров виски, – сколько раз их провозглашали во мраке ночи или в холоде рассвета! И чем высокопарнее они звучали, тем сильнее была попытка привлечь чуть ли не всю вселенную к битве за самосовершенствование против всемогущего порока. Потрясающий, леденящий душу момент! Ради того, чтобы пережить его еще раз, снова нарушить удручающую тишину звонкими словами этой стигийской клятвы, можно полностью пренебречь результатом. Не говоря уже об удовольствии, какое сулит продолжение пьянства.