Эти опавшие листья

В: Но что произойдет, если я начну процесс познания, позволю себе думать?

О: Твой вращающийся стул превратится в вагон горной детской железной дороги, пол твоей конторы мягко отъедет в сторону, и ты увидишь под собой разверзшуюся пропасть.

Вниз, вниз, вниз! Ощущение восхитительное, хотя и пугающее. Насколько я знаю, большинство людей сразу перестают думать, и тогда вагон снова превращается в стул, пол возвращается на свое место, а часы, проводимые в конторе, приобретают разумные основания. Впрочем, бывают случаи, когда человек в ужасе бежит со службы, чтобы, как страус, спрятать голову в религии или чем-либо подобном. Но для людей, обладающих сильной натурой и крепким интеллектом, оба варианта не годятся. Первый, потому что это глупость, а второй – трусость. Ни один уважающий себя мужчина не может принимать реальность бездумно или, поразмыслив над ней, безответственно бежать от неизбежных фактов человеческого существования. Правильный путь, льщу себя надеждой я, тот, который был избран мной самим. Обнаружив самое сердце реальности – а им, очевидно, является Гогз-Корт, – я занял в нем свое место. И хотя я полностью отдаю себе отчет, какой действительностью я повседневно окружен, намеренно и постоянно напоминаю о полнейшем идиотизме того, чем приходится заниматься, тем не менее героически остаюсь на посту. Все мое время проходит на «американских горках»; вся моя жизнь есть одно непрерывное и стремительное скольжение сквозь пустоту.

Именно вся моя жизнь – я настаиваю на этом, поскольку умею магическим образом переносить атмосферу ярмарки развлечений не только в Гогз-Корт. Остальное время я тоже организовал подобным образом, чтобы скольжение продолжалось и вне конторы. Мое сердце – здесь я позволю себе позаимствовать слова одной поэтессы – уподобляется певчей птице, чье гнездышко находится посреди фонтана. Пансион мисс Каррутерс в Челси, спешу вас заверить, подходит для непрерывного скольжения не хуже, чем любое другое место к востоку от Темпл-Бара. Я обитаю там уже четыре года. Причем являюсь одним из столпов пансионного общества. Каждый вечер, когда сажусь ужинать вместе с остальными постояльцами, у меня возникает ощущение, будто я занимаю сиденье в особенно просторном семейном вагончике для спуска по рельсам «американских горок». Все по местам! Мы отправляемся. И, набирая по инерции скорость, наш вагончик ныряет в бездну.

Позвольте описать типичный вечер на нашей домашней площадке для аттракционов. Во главе стола сидит сама мисс Каррутерс. Ей тридцать семь лет. Полноватая незамужняя женщина с лицом, расширяющимся книзу, с обвисшей дряблой кожей на щеках и на подбородке, с плоским носом, который смотрит на вас через вздернутые ноздри, причем наличие маленьких карих глазок не заменяет именно этого взгляда. Но какая она подвижная и активная! Не ходит по своему заведению, а летает ведьмой, никогда не говорит обычным тоном, а пронзительно восклицает, режет кусок запеченной говядины с яростью, а смеется, издавая звуки гигантского дятла. Мисс Каррутерс происходит из знаменитой в прошлом семьи, членам которой в дни своей славы даже в дурном сне не привиделось бы, что одна из их дочерей станет, как это называет сама мисс Каррутерс, «хозяйкой скромного пансиона». При этом она все еще верит в достоинства своего класса и вынуждена извиняться перед более благородными постояльцами, что необходимость вынуждает ей сдавать комнаты в заведении людям не совсем, не совсем… В общем, вы понимаете, что она имеет в виду. И тщательно следит, чтобы гости из разных общественных групп были по возможности отделены друг от друга. Истинные джентльмены сидят за столом ближе к ней. Предполагается, что сама близость к мисс Каррутерс позволит им ощущать себя комфортнее. И уже не первый год я имею честь располагаться по левую руку от нее, поскольку, пусть я не так обеспечен, как миссис Клаудсли Шоув, вдова биржевика (занимающая стул справа), но хотя бы в молодости учился в одном из старейших и прославленных образовательных учреждений.

При дребезжащем звуке гонга я спешу спуститься в столовую. С яростью и точностью, с какой дирижер погружается в увертюру Вагнера, мисс Каррутерс погружает разделочный нож в говядину.

– Добрый вечер, мистер Челайфер! – громогласно восклицает она, не прерывая своего занятия. – Какие новости принесли вы нам сегодня из города?

Я дружелюбно улыбаюсь и потираю руки.

– Даже не знаю, есть ли у меня что-нибудь новенькое для вас.

– Добрый вечер, миссис Фокс! Добрый вечер, мистер Фокс!

Пожилая пара занимает места в дальнем конце стола. Они из числа тех, кто не совсем, не совсем…

– Добрый вечер, мисс Монад!

Мисс Монад занимается ответственной работой, но всего лишь секретарша, и потому сидит рядом с Фоксами.

– Добрый вечер, мистер Куинн! Добрый вечер, мисс Уэббер! Добрый вечер, миссис Кротч!