Весь смысл (скажу так: весь нравственный смысл) моего разросшегося введения к актуальным проблемам нашей современной нравственности состоял в том, чтобы не сводить убеждения к мнениям, но вовлечь читателя в трудное рефлективное самосознание и самообоснование мнений и убеждений, в искус сомнения. Предполагалось общение с читателем в сопряжении наших способностей нравственного суждения. Было стремление актуализировать нравственную интуицию читателя. Если эта интуиция возбуждена, переведена в сознательную установку, то теперь возможно сформулировать мое мнение (о наших современных делах) по схеме: два пишем, пять (основной текст) в уме.
Здесь буду краток. Предполагаю, что основная (двойная) беда нашей нравственности - это идеологизация сознания и поспешное морализирование, не укорененное в культуре, которая всегда растет "корнями вверх", переосмысливая собственные начала.
Идеологизация. Когда нравственность подменяется идеологией или подчиняется идеологии, - это страшный и трудно искоренимый порок. Поскольку в термин "идеология" вкладываются сейчас самые различные смыслы, сразу же уточню, в каком смысле идет речь об идеологии в настоящем очерке.
В сознании многих (иногда сотен тысяч) людей, живущих в достаточно плотной, устойчивой социальной среде [1], всегда существует общее рассеянное множество рассудочных и эмоциональных предвзятостей. Чем плотнее и взбудораженнее эта среда, тем резче возрастает взаимное заражение и индукция индивидуальных (но одинаковых) предубеждений. Это - феномен массового сознания.
1 Это не бытие в смысле предметной самоустремленной деятельности, рассмотренной Марксом в "Экономическо-философских рукописях 1844 года", но вседневное социальное и бытовое окружение.
Если - в подходящий момент - целенаправленно ввести в массовое сознание какую-то мощную интегрирующую идею (лучше попроще), происходит кристаллизация этого рассеянного множества. Возникает "идеология" возбужденная, жесткая, межиндивидуальная система стереотипов, устроенная так, чтобы, во-первых, представить некий частный групповой интерес как всеобщее веление самого бытия (природы, истории, бога...). Во-вторых, чтобы служить безотказным орудием уничижения и уничтожения "враждебной" идеологии - "ложной", "опасной", "никчемной", "обреченной". Конечно, было бы желательно уничтожить эту враждебную идеологию вместе с ее носителями.
Идеология способна отделяться от сознания и выступать в форме языковой, демагогической, рассудочной структуры, со страшной силой массового внушения (извне - вовнутрь). При благоприятных условиях идеология пропитывает всю сферу мотивов, эмоций, страстей, погружается в подкорку сознания, формируя особый мегаинстинкт. Этот идеологический инстинкт однозначно диктует наши действия, навязывает предвзятое отношение к жизни, к людям, их мыслям, произведениям культуры.
Для идеологии характерно:
- То, что она плотно загораживает сознание от бытия, непосредственно его определяющего, и от мышления, позволяющего индивиду свободно и исторически ответственно преображать собственное сознание. Идеология мимикрируется под бытие и под мышление, безоговорочно детерминируя и упрощая нашу душевную жизнь. (По тексту "Немецкой идеологии" ясно, что основоположники марксизма именно в этом смысле определяли всякую идеологию как "ложное сознание")
- То, что в идеологии неразличимо слипаются личные и коллективные предубеждения, умыслы и оказывается несбыточным действительно индивидуальное, самостоятельное мышление. Нет того зазора, в котором единственно осуществляется и обнаруживается несовпадение личности с самой собой, реализуется возможность самоизменения.
- То, что идеология, следовательно, просто неспособна обращаться на самое себя; она принципиально лишена картезианского сомнения и гегелевской рефлексии, даже в их психологических истоках.
- То, что идеология поглощает и болезненно разъедает все внутренние перегородки духовной культуры выедает самостоятельные голоса поэзии, доброты, соучастия, разума. Полифония духа исчезает, и остается монолитный идеологический напор и отпор. Но отсюда идет, может быть, самое основное свойство идеологии: она делает совершенно невозможным восприятие иного мышления, иного бытия в их абсолютной самобытийности и насущности для индивидуальной душевной жизни.
В идеологии несущественно исходное содержание мысли. Оно может быть религиозным, философским, социологическим, теоретическим - каким угодно. Это все едино. Реальным и действенным содержанием и значением идеологических инстинктов оказывается лишь сам механизм идеологизации, тождественный для всех форм идеологии. Механизм этот является самодовлеющим и противопоставляется собственным исходным началам - теории или философии, социальным определениям или религиозной интуиции. Идеология становится всесильной и поглощает все определения бытия и мышления в тех общественных структурах, в которых наименее развита социальная и философская гетерогенность, где в одних руках сосредоточивается экономическое, политическое, идейное всевластие.