Теперь сформулирую некоторые из определений идеологии в афористической форме, ориентированной на соотнесение с теми определениями нравственности, что были очерчены в предыдущем изложении:
Идеология - одна на всех (ею избранных, ее разделяющих). Нравственность всегда лична, существует только в общении "личность личность". И именно в личности и неповторимости нравственных перипетий заключена их всеобщность (не обобщенность).
Идеология - вектор, нацеленный от точки (индивида) на что-то и на кого-то (против чего-то и против кого-то). Этой безобъемной точке дает идеологический толчок некий обобщенный социальный медиум. Индивид сводится в идеологии к орудию, приему, образу действия, рычагу иных высших сил. Нравственность осуществима только в единстве внешнего поступка и внутренней рефлексии, свободного выбора и решения, мучений совести. Это - сфера внутренней свободы.
Идеология предполагает, что настоящее как бы исключено из бытия индивида, индивид должен им исходно жертвовать ради (во имя) будущего, кем-то для меня предназначенного. В нравственности мое настоящее (только им я полностью владею) вечно и бесконечно. Оно сосредоточивает в себе прошлое и будущее. Оно бесконечно ответственно. В нравственности человек не может быть средством. Он - всегда - цель (нельзя не вспомнить здесь Канта). Идеология безоговорочна. Нравственность - перипетий-на, это - средоточие сомнений и тайная свобода нравственного выбора.
Идеология способна только передаваться, внушаться, приниматься, диктовать внеличностные действия. Нравственность всегда - в этом поступке, в этом мгновении - рождается и укореняется заново как нечто извечное.
Каждое идеологически оправданное действие сразу же "уходит из меня", оставляя "место пусто". Нравственный поступок длится в моей душе вечно, преображая мое будущее и даже прошлое.
Это соотнесение и противоборство идеологии и нравственности глубоко укоренено в сознании человека. И однако...
Многие прочные особенности нашей истории, нашего социального быта, нашей современной жизни привели к неукротимой агрессивности идеологических предвзятостей, плотно загородили сознание от реального бытия и изначального мышления (еще плотнее: от мышления - бытия в культуре), превращая отношение "личность - личность" таинственная сфера нравственности) в отношение "представитель (некой анонимной группы, претендующей на всеобщность) представитель" (другой - враждебной - анонимной группы). Но такая ситуация напрочь исключает идею личной, только моей, вот сейчас - и на века формируемой ответственности за целиком свободный и как раз поэтому предельно ответственный поступок.
Вот почему я и утверждаю, что первая коренная беда нашей нравственности заключена в сквозной идеологизации нашего социального и духовного мира.
Морализирование. В последние годы (десятилетия), как реакция и спасение от бед идеологизации изнутри нашего сознания (хорошо еще, что изнутри) нарастает новый феномен - поспешное, неорганичное, не укорененное в культуре расщепление нравственных перипетий, только-только начинающих формироваться, насущных XX веку, их на корню высыхание в однозначные, не в моем сознании рожденные, случайные, судорожно заимствованные моральные предписания.
Такое поспешное морализирование нравственных перипетий особенно опасно в наше время, предельно опасно в нашей стране.
Вот несколько оснований для такого резкого вывода:
- На фоне особой идеологической прожорливости моральные нормы быстро приобретают у нас квазиидеологический характер, освобождая индивида от всякой тени личной ответственности...
- В том скоплении и столкновении исторически различных моральных ценностей в одном культурном объеме, что так характерно для XX века, индивид легко и освобожденно прилепляется к чужим (в другие эпохи возникшим) моральным постулатам, лишь бы поскорее избавиться от собственных непереносимых нравственных перипетий. Эти "чужие" постулаты мы воспринимаем неорганично, плоскостно. То, что возникало и имело нравственный смысл в контексте этических перипетий греческой трагедии или храмовой мистерии средних веков, то сегодня принимается как нечто готовое, внешнее, внекультурное - покорно и холодно, при всей возможной взвинченной экзальтации. Так, христианская моральная норма входит в сознание современного индивида вне порождающего схематизма "нравственность мораль". Вне - если вспомнить наши размышления - мучительной перипетии христианской любви, христианского "Не убий!". Эта норма сразу же приживляется к нашему рассудку в иссушенном и облегченном виде, только усиливая вненравственность современного человека.
Вспомним, что сегодня нравственные спектры античности, средних веков, нового времени могут быть живы и могут быть нравственно значимы только в сопряжении друг с другом, только в точках предельного перехода. Только тогда они современны.