Эта речь канцлера Югоне, безусловно, объяснялась определенными обстоятельствами – нехваткой денежных средств в казне для ведения войн как против короля, так и других противников. Однако обращают на себя внимание несколько моментов. Во-первых, тщательное знакомство бургундского чиновника с налоговой системой Французского королевства, как, впрочем, и с организацией постоянной армии. Дело в том, что ни постоянных налогов, ни постоянной армии в Бургундском государстве не было. В то же время выступление канцлера состоялось в апреле 1473 г.46
. К концу этого года герцог Бургундский намеревался стать королем47, в связи с чем он готовил важные реформы для реорганизации системы юстиции, армии, возможно, и налогов. Не только канцлер, как один из главных сподвижников Карла Смелого, но и некоторые бургундские хронисты демонстрируют свою осведомленность в организации военной службы в королевстве48. Ордонансные роты были созданы еще в 1470 г.49, однако той финансовой базы, которая, по мнению Оливье де Ла Марша, заключалась в системе постоянных налогов, герцогу Бургундскому так и не удалось создать50. С этим связаны постоянные обращения к сословиям, одним из которых является речь канцлера Югоне.Другое чрезвычайно важное ее значение заключалось в стремлении герцогской власти продемонстрировать единство всех объединенных ею земель под эгидой бургундской династии Валуа. Бургундский дом, как следует из официальной концепции, озвученной Югоне, объединил их по праву законного наследования, по естественному праву, а значит, герцог является естественным сеньором каждой из них. И в этом качестве он защищает интересы своих подданных, из какого бы региона Бургундского государства они не происходили (он упоминает помимо Фландрии и Намюр, и Эно, и Люксембург, и Бургундию). При этом интересы «общего дела», то есть государства, ставятся превыше всего51
. В то же время и подданные должны ставить их выше своих частных интересов. Иными словами, выступление Югоне перед представителями сословий показало, что помимо исторической аргументации, заключавшейся в доказательстве принадлежности к некогда единому политическому образованию, власть пыталась выдвинуть на первый план концепцию верности правящей династии и защиты интересов государства как идею, объединяющую всех подданных герцога. Канцлер не использует в своем выступлении слов «бургундский» (кроме как по отношению к герцогам), «бургундцы», – ему достаточно определения «подданные нашего сеньора герцога» для идентификации населения Бургундского государства. Однако очевидно, что главными противниками подданных герцога являются «французы».Несомненно, речи канцлера Югоне и герцога были обращены к довольно узкому слою бургундского общества, поэтому проблематично говорить об усвоении этих идей всеми подданными Бургундского дома. В связи с этим встает вопрос о том, как воспринимался этот посыл власти бургундской элитой и придворным обществом, в которое входили и бургундские интеллектуалы.
Надо сказать, что интеллектуалы при бургундском дворе активно включились в антифранцузскую борьбу. Бургундская литература и историография ко времени правления Карла Смелого оказались вовлечены в конфликт с французскими авторами и ориентированы на отстаивание интересов своей общности. Этот процесс начался сразу после убийства Жана Бесстрашного – события, которое выступило катализатором как политического разрыва между Французским и Бургундским домами, так и, как оказалось, литературного конфликта, продемонстрировавшего возможность использования различных жанров в политической пропаганде.