Это было навсегда, пока не кончилось. Последнее советское поколение

В деятельности большинства этих людей авторитетный язык и язык повседневного общения среди своих были не двумя изолированными друг от друга (или противостоящими друг другу) языками, а языками, которые существовали во взаимнопродуктивном диалоге — каждый из них был возможен благодаря существованию другого. Участие большинства молодежи в воспроизводстве авторитетного дискурса на уровне формы способствовало повсеместному созданию сообществ своих,

а принадлежность к этим сообществам, в свою очередь, способствовала дальнейшему воспроизводству формы авторитетного дискурса и изменению смыслов, которые с ним ассоциировались. Вспомним инструктора райкома Александра, который упоминался в начале главы. Когда Александр помогал своим бывшим коллегам из комитета комсомола НИИ составлять отчеты или писать тексты выступлений, он, по словам Андрея, сначала долго «отшучивался», после чего наконец «откашливался» и начинал «четким голосом» надиктовывать речь на авторитетном языке. Вспомним также партийного босса, описанного Виктором Пелевиным (в начале главы), который тоже сначала долго «прокашливался», перед тем как «громким, хорошо поставленным голосом» произнести партийную речь. Использование таких маркеров дискурса, как отшучивание, откашливание, переход с обычного голоса на четкий и хорошо поставленный, было не просто способом переключения с одного языка на другой (с повседневного на авторитетный), но еще и способом напомнить аудитории, что смысл последующих авторитетных высказываний этого человека нельзя понимать буквально, что для понимания этого смысла необходимо учитывать постоянное диалогичное сосуществование авторитетного языка с языком своих. Иными словами, эти маркеры играли роль метакомментариев,

объясняющих, что буквальный смысл авторитетных высказываний человека был обычно не важен и что их следовало интерпретировать иначе. Аналогичную роль играли попытки Маши (члена комитета комсомола Калининградской школы — см. выше) поговорить в доверительном тоне с теми комсомольцами, которых она позже собиралась упомянуть в критическом свете во время своего выступления на комсомольском собрании школы.

Детерриториализация

Как было показано в главе 2, процесс идеологического производства в период позднего социализма основывался на принципе перформативного сдвига, согласно которому означающие авторитетного дискурса (как

он репрезентирует) оставались неизменными и постоянно повторялись в разных контекстах, а означаемые (что этот дискурс репрезентирует) оказывались открыты для новых интерпретаций. Люди голосовали за, составляли отчеты о своей деятельности, ходили на демонстрации и повторяли точные формы авторитетных текстов, не придавая особого значения констатирующим смыслам этих актов и высказываний. Такое воспроизводство авторитетной символической системы не сужало пространство смысла, в котором жили советские люди, а, напротив, значительно его расширяло, открывая возможности огромному количеству новых смыслов и видов существования, которые государство было не в состоянии полностью распознать и контролировать.

Установив жесткий контроль над формой описания советской жизни, государственная система, сама того не подозревая, высвободила процесс творческого переосмысления и преобразования этой жизни, которого никто специально не планировал и не ожидал, но который, безусловно, подрывал эту систему изнутри. Однако, хотя большинство советских людей было непосредственно вовлечено в этот незаметный процесс внутреннего изменения системы, это не мешало им ощущать определенную приверженность многим сторонам и ценностям социалистической жизни и не ассоциировать себя с противниками Советского государства. Иными словами, процесс изменения системы изнутри невозможно свести к понятиям «сопротивления» или «оппозиции» режиму, по крайней мере в обычной интерпретации этих понятий. Скорее этот процесс напоминал внутреннюю мутацию организма или такой тип реорганизации системы, который Делёз и Гваттари назвали детерриториализацией.