Среди знакомых Инны и просто людей этого круга были и те, кто посещал в школьные годы другой знаменитый кружок Дворца пионеров — археологический. Археологический кружок открылся в 1972 году. К концу 1980-х несколько сотен школьников прошло в нем обучение в качестве археологов-любителей. Воспитанники кружка представляли собой разные социальные слои советского общества — многие были из интеллигентных семей, но было немало ребят и из семей рабочих{240}
. Большинство из них привело в кружок детское романтическое увлечение приключениями и путешествиями. Однако благодаря руководителю кружка историку Алексею Владимировичу Виноградову занятия по археологии здесь всегда сопровождались беседами о литературе, поэзии, истории, религии. Участники кружка ездили в археологические экспедиции по разным областям Советского Союза — от Ленинградской области до Тувы, Сибири и Кавказа. Сидя вокруг костра, ребята читали стихи Мандельштама, Ахматовой, Гумилева, которые почти не публиковались в Советском Союзе по идеологическим соображениям, пели песни Галича и Высоцкого. Как и в случае литературного кружка «Дерзание», участие в археологическом кружке способствовало образованию сплоченной социальной среды, объединенной дружбой, общими интересами и особыми ценностями — независимостью суждений, терпимостью ко мнениям других, неодобрительному отношению к политизированным точкам зрения любого толка и ощущению своейМногие из бывших членов кружка продолжали ходить в археологические экспедиции в течение долгих лет и после окончания школы и Дворца пионеров. Инна была одной из них. По ее словам, целью этих поездок была не столько археология, сколько развитие самостоятельности мышления: «В этих экспедициях было особенно важно… чтобы каждый двигался в своем собственном направлении и никто не стоял у него на пути и не мешал ему думать и ощущать по-своему. Это было крайне важно… Это было как медитация»{242}
, Метафора медитации хорошо передает принцип существования в подобных пространствахПовторимся, что подобный образ жизни и вид социальности стал возможен благодаря парадоксальной культурной политике Советского государства — благодаря вниманию, которое государство уделяло образовательной системе, а также благодаря постоянно повторяющимся в государственной риторике тезисам о важности высокой культуры, коллективизма и нематериальных ценностей. Члены кружка, даже в большей степени, чем «нормальный» советский субъект, считали постыдным стремление к денежной выгоде, а деньги называли «презренным металлом»{243}
. Такое отношение к деньгам, довольно распространенное в то время, усиливалось среди участников кружка общением с преподавателями, принадлежащими к поколению шестидесятников или старой интеллигенции. Проявлялось оно и в том презрении, с которым участники подобных сообществ относились, например, к фарцовщикам. Этика, лежащая в основе подобных нематериальных отношений, взглядов и оценок, возникла не в пику официально заявленным ценностям социалистического государства, а, напротив, благодаря существованию этих ценностей, благодаря их постоянной циркуляции в высказываниях государства. Кроме того, она была возможна благодаря экономической системе, в которой государство поддерживало всевозможные внешкольные организации, включая подобные кружки, и брало на себя обеспечение базового минимума жизненных нужд, о которых можно было почти не заботиться. По словам одного из членов кружка:Честно говоря, на зарабатывание каких-то больших денег никто ориентирован не был. По тем временам это было и не нужно. Любой зарплаты, более или менее стабильной, хватало на то, чтобы с голоду не умереть, ну я не знаю, быть худо-бедно одетой{244}
.