Читаем Это было навсегда, пока не кончилось. Последнее советское поколение полностью

Летние и зимние школы по теоретической физике превращались в настоящие «оргии» чистейших занятий физикой. Мероприятия Ленинградского физико-технического института (позднее переименованного в ЛИЯФ) проводились на загородных дачах, принадлежащих Академии наук. Юрий Докшитцер, которого отец обрек на строжайшее музыкальное образование в детстве, играл на гитаре песни Окуджавы, Высоцкого и Галича. А Алексей Кайдалов из ИТЭФа[125] пел. Образ жизни физиков-теоретиков включал в себя совместные занятия альпинизмом и походы на байдарках, чтение самиздатовских копий стихов Мандельштама и прозы Солженицына, а также романов Агаты Кристи и Ирвинга Стоуна, купленных во время зарубежных поездок. На квартирах физиков проходили актерские чтения и бардовские концерты Булата Окуджавы и Владимира Высоцкого, представителей альтернативной культуры, зарождавшейся на фоне тоталитарного единообразия культуры тех лет{249}

.

Приведенный комментарий хорошо иллюстрирует важность в этой социальной среде творческих, коллективных и относительно независимых профессиональных и культурных интересов и видов деятельности. Однако то как Ниири и Брейденбах интерпретируют эти интересы и виды деятельности в конце вышеприведенной цитаты — говоря о них как об «альтернативной культуре, зарождавшейся на фоне тоталитарного единообразия», — выдает идеологизированный подход этих исследований, основанный на знакомой бинарной модели социализма, в которой последний сведен к противостоянию репрессивного государства и героических групп сопротивления. В этой интерпретации игнорируется тот факт, что само существование творческих, динамичных и относительно независимых социальных сред ученых-теоретиков (и культурных производителей в других областях знания) являлось неотъемлемой, хотя и парадоксальной частью культурного проекта Советского государства, а не его антиподом[126]. Условия, сделавшие возможным существование и процветание относительно привилегированных интеллектуальных сред, типа среды физиков-теоретиков, были теми же условиями, которые позволили им культивировать состояние вненаходимости.

Как и в предыдущих примерах, многие из этих условий были обеспечены самим государством: начиная от престижа, которым наделялись ученые в советском обществе, господдержки академических институтов, в которых ученые были освобождены от преподавательских обязанностей, относительной финансовой и политической независимости и относительной свободы выбора исследовательских направлений и заканчивая государственным дискурсом о важности фундаментальных наук, научных и культурных знаний вообще, всестороннего развития личности, знания литературы и музыки и тому подобное. Без всех этих противоречивых задач и действий Советского государства успешное существование подобных сред было бы невозможно. Среда физиков-теоретиков не просто формировалась в результате их общего участия в различных видах деятельности, являющихся частью единого и нескончаемого процесса общения, — главным, что объединяло ее в общее социальное пространство, было положение вненаходимости по отношению
к авторитетному дискурсу (воспроизводство его авторитетных форм с изменением их смысла). Эта среда формировалась одновременно и благодаря авторитетному дискурсу, и как реакция на этот дискурс, то есть она представляла собой одну из публик авторитетного дискурса. Выше мы назвали подобные публики публиками вненаходимости
или публиками своих.


«Сайгон»[127]

Перейти на страницу:

Все книги серии Библиотека журнала «Неприкосновенный запас»

Кочерга Витгенштейна. История десятиминутного спора между двумя великими философами
Кочерга Витгенштейна. История десятиминутного спора между двумя великими философами

Эта книга — увлекательная смесь философии, истории, биографии и детективного расследования. Речь в ней идет о самых разных вещах — это и ассимиляция евреев в Вене эпохи fin-de-siecle, и аберрации памяти под воздействием стресса, и живописное изображение Кембриджа, и яркие портреты эксцентричных преподавателей философии, в том числе Бертрана Рассела, игравшего среди них роль третейского судьи. Но в центре книги — судьбы двух философов-титанов, Людвига Витгенштейна и Карла Поппера, надменных, раздражительных и всегда готовых ринуться в бой.Дэвид Эдмондс и Джон Айдиноу — известные журналисты ВВС. Дэвид Эдмондс — режиссер-документалист, Джон Айдиноу — писатель, интервьюер и ведущий программ, тоже преимущественно документальных.

Джон Айдиноу , Дэвид Эдмондс

Биографии и Мемуары / История / Философия / Образование и наука / Документальное
Политэкономия соцреализма
Политэкономия соцреализма

Если до революции социализм был прежде всего экономическим проектом, а в революционной культуре – политическим, то в сталинизме он стал проектом сугубо репрезентационным. В новой книге известного исследователя сталинской культуры Евгения Добренко соцреализм рассматривается как важнейшая социально–политическая институция сталинизма – фабрика по производству «реального социализма». Сводя вместе советский исторический опыт и искусство, которое его «отражало в революционном развитии», обращаясь к романам и фильмам, поэмам и пьесам, живописи и фотографии, архитектуре и градостроительным проектам, почтовым маркам и школьным учебникам, организации московских парков и популярной географии сталинской эпохи, автор рассматривает репрезентационные стратегии сталинизма и показывает, как из социалистического реализма рождался «реальный социализм».

Евгений Александрович Добренко , Евгений Добренко

Культурология / История / Образование и наука

Похожие книги

1917: русская голгофа. Агония империи и истоки революции
1917: русская голгофа. Агония империи и истоки революции

В представленной книге крушение Российской империи и ее последнего царя впервые показано не с точки зрения политиков, писателей, революционеров, дипломатов, генералов и других образованных людей, которых в стране было меньшинство, а через призму народного, обывательского восприятия. На основе многочисленных архивных документов, журналистских материалов, хроник судебных процессов, воспоминаний, писем, газетной хроники и других источников в работе приведен анализ революции как явления, выросшего из самого мировосприятия российского общества и выражавшего его истинные побудительные мотивы.Кроме того, авторы книги дают свой ответ на несколько важнейших вопросов. В частности, когда поезд российской истории перешел на революционные рельсы? Правда ли, что в период между войнами Россия богатела и процветала? Почему единение царя с народом в августе 1914 года так быстро сменилось лютой ненавистью народа к монархии? Какую роль в революции сыграла водка? Могла ли страна в 1917 году продолжать войну? Какова была истинная роль большевиков и почему к власти в итоге пришли не депутаты, фактически свергнувшие царя, не военные, не олигархи, а именно революционеры (что в действительности случается очень редко)? Существовала ли реальная альтернатива революции в сознании общества? И когда, собственно, в России началась Гражданская война?

Дмитрий Владимирович Зубов , Дмитрий Михайлович Дегтев , Дмитрий Михайлович Дёгтев

Документальная литература / История / Образование и наука
1941. Пропущенный удар
1941. Пропущенный удар

Хотя о катастрофе 1941 года написаны целые библиотеки, тайна величайшей трагедии XX века не разгадана до сих пор. Почему Красная Армия так и не была приведена в боевую готовность, хотя все разведданные буквально кричали, что нападения следует ждать со дня надень? Почему руководство СССР игнорировало все предупреждения о надвигающейся войне? По чьей вине управление войсками было потеряно в первые же часы боевых действий, а Западный фронт разгромлен за считаные дни? Некоторые вопиющие факты просто не укладываются в голове. Так, вечером 21 июня, когда руководство Западного Особого военного округа находилось на концерте в Минске, к командующему подошел начальник разведотдела и доложил, что на границе очень неспокойно. «Этого не может быть, чепуха какая-то, разведка сообщает, что немецкие войска приведены в полную боевую готовность и даже начали обстрел отдельных участков нашей границы», — сказал своим соседям ген. Павлов и, приложив палец к губам, показал на сцену; никто и не подумал покинуть спектакль! Мало того, накануне войны поступил прямой запрет на рассредоточение авиации округа, а 21 июня — приказ на просушку топливных баков; войскам было запрещено открывать огонь даже по большим группам немецких самолетов, пересекающим границу; с пограничных застав изымалось (якобы «для осмотра») автоматическое оружие, а боекомплекты дотов, танков, самолетов приказано было сдать на склад! Что это — преступная некомпетентность, нераспорядительность, откровенный идиотизм? Или нечто большее?.. НОВАЯ КНИГА ведущего военного историка не только дает ответ на самые горькие вопросы, но и подробно, день за днем, восстанавливает ход первых сражений Великой Отечественной.

Руслан Сергеевич Иринархов

История / Образование и наука