Читаем Это было навсегда, пока не кончилось. Последнее советское поколение полностью

Рассмотрим, как велось это комсомольское обучение на примере секретаря комсомола, Александра П. Александр родился в начале 1950х годов в Ленинграде. После окончания технического вуза в середине 1970-х годов он начал работать инженером-химиком в одном из ленинградских НИИ. Через несколько лет Александр занял пост секретаря комитета ВЛКСМ этого института, продолжая работать инженером-химиком. В 1981 году Александра, который зарекомендовал себя как отличный секретарь комитета комсомола, пригласили на постоянную идеологическую работу в местный райком ВЛКСМ, который курировал комсомольскую организацию его НИИ (а также других предприятий этого района Ленинграда). Александр согласился, уволился с должности инженера-химика и перешел в райком на должность инструктора, сменив профессиональную карьеру инженера на стезю «освобожденного» комсомольского работника. Теперь ему не надо было совмещать идеологическую работу с профессиональной деятельностью[82]. Почти сразу после перехода Александра в райком его направили на годовое обучение в северо-западный филиал Высшей партийной школы (ВПШ), расположенный в Ленинграде, — партийное учебное заведение для подготовки профессиональных специалистов по идеологической работе, уже имеющих высшее образование в какой-то иной области. В ВПШ вместе с Александром обучались работники райкомов комсомола из различных областей Северо-Запада РСФСР. Одним из курсов, которые изучал Александр, были «Основы марксистско-ленинской риторики». Здесь студентов обучали навыкам идеологического письма и речи. Александр вспоминает, что на занятиях им давали список ключевых слов. Надо было их использовать в комментарии на заданную тему — например, связать какой-то недавний фильм или общественное мероприятие с политическими событиями в стране: «Нам давалось минут двадцать на обдумывание, и потом преподаватель спрашивал, кто хочет попробовать»

{146}. Преподавателем была филолог из университета, которая была членом партбюро университета и давно преподавала по совместительству в ВПШ. «Она отмечала ошибки, советовала, как усилить аргументы, как улучшить структуру выступления, как использовать ключевые слова и тому подобное». Кроме специальных ключевых слов студентам требовалось использовать другие стандартные выражения — «более-менее избитые фразы, которые у всех были на слуху и легко приходили на ум»
{147}
. Студенты учились составлять правильные с идеологической точки зрения аргументы и фразы, а также изучали структуры типичных речей в авторитетном жанре — например, речи секретаря райкома на отчетно-перевыборном собрании в крупной комсомольской организации и так далее. Подобные речи, вспоминает Александр, должны были начинаться с «политической части», в которой использовались цитаты, тезисы и цифры из недавних речей руководства партии или выступлений на последнем пленуме ЦК, опубликованных в печати. Кроме того, в ней должны были упоминаться успехи и достижения советского народа, для чего использовались стандартные фразы и обороты. Александр рассказывает:

Предположим, Брежнев упомянул в своей речи, что производительность труда за последний период увеличилась на полпроцента, а что-то еще увеличилось на один процент. Мы должны были использовать эти цифры в своих текстах. О чем бы ты ни писал, сначала надо было сослаться на эти цифры и цитаты. Обычно мы их брали из газет и вставляли в свой текст почти без изменений.{148}

Одной из важных черт обучения в ВПШ было то, что детальный разбор и обсуждение структуры и формы идеологических текстов допускались только в стенах школы. Слушателям запрещалось выносить из помещения школы спецлитературу и методические пособия, по которым они занимались. Таким образом, занятия в ВПШ были примером идеологического метадискурса (дискурса по поводу идеологии) позднего социализма, который, в отличие от метадискурса более ранних периодов советской истории, был полностью скрыт от большинства советских граждан и исчез со страниц прессы и массовых изданий[83]

.

По окончании курсов ВПШ Александр приступил к работе в качестве инструктора райкома. Теперь он вновь получал распечатки с цифрами, фактами, цитатами и ключевыми терминами, которые ему и другим идеологическим работникам необходимо было использовать в своих текстах, выступлениях и отчетах. Большая часть этих материалов приходила из горкома, а некоторые — напрямую из ЦК ВЛКСМ. По словам Александра, «в этих выражениях и цитатах говорилось об общей деятельности СССР под руководством партии… Как правило, они были написаны так искусно, что их можно было вставлять в свой текст целиком, даже если речь в нем шла о местных событиях и фактах»{149}.


Перейти на страницу:

Все книги серии Библиотека журнала «Неприкосновенный запас»

Кочерга Витгенштейна. История десятиминутного спора между двумя великими философами
Кочерга Витгенштейна. История десятиминутного спора между двумя великими философами

Эта книга — увлекательная смесь философии, истории, биографии и детективного расследования. Речь в ней идет о самых разных вещах — это и ассимиляция евреев в Вене эпохи fin-de-siecle, и аберрации памяти под воздействием стресса, и живописное изображение Кембриджа, и яркие портреты эксцентричных преподавателей философии, в том числе Бертрана Рассела, игравшего среди них роль третейского судьи. Но в центре книги — судьбы двух философов-титанов, Людвига Витгенштейна и Карла Поппера, надменных, раздражительных и всегда готовых ринуться в бой.Дэвид Эдмондс и Джон Айдиноу — известные журналисты ВВС. Дэвид Эдмондс — режиссер-документалист, Джон Айдиноу — писатель, интервьюер и ведущий программ, тоже преимущественно документальных.

Джон Айдиноу , Дэвид Эдмондс

Биографии и Мемуары / История / Философия / Образование и наука / Документальное
Политэкономия соцреализма
Политэкономия соцреализма

Если до революции социализм был прежде всего экономическим проектом, а в революционной культуре – политическим, то в сталинизме он стал проектом сугубо репрезентационным. В новой книге известного исследователя сталинской культуры Евгения Добренко соцреализм рассматривается как важнейшая социально–политическая институция сталинизма – фабрика по производству «реального социализма». Сводя вместе советский исторический опыт и искусство, которое его «отражало в революционном развитии», обращаясь к романам и фильмам, поэмам и пьесам, живописи и фотографии, архитектуре и градостроительным проектам, почтовым маркам и школьным учебникам, организации московских парков и популярной географии сталинской эпохи, автор рассматривает репрезентационные стратегии сталинизма и показывает, как из социалистического реализма рождался «реальный социализм».

Евгений Александрович Добренко , Евгений Добренко

Культурология / История / Образование и наука

Похожие книги

1917: русская голгофа. Агония империи и истоки революции
1917: русская голгофа. Агония империи и истоки революции

В представленной книге крушение Российской империи и ее последнего царя впервые показано не с точки зрения политиков, писателей, революционеров, дипломатов, генералов и других образованных людей, которых в стране было меньшинство, а через призму народного, обывательского восприятия. На основе многочисленных архивных документов, журналистских материалов, хроник судебных процессов, воспоминаний, писем, газетной хроники и других источников в работе приведен анализ революции как явления, выросшего из самого мировосприятия российского общества и выражавшего его истинные побудительные мотивы.Кроме того, авторы книги дают свой ответ на несколько важнейших вопросов. В частности, когда поезд российской истории перешел на революционные рельсы? Правда ли, что в период между войнами Россия богатела и процветала? Почему единение царя с народом в августе 1914 года так быстро сменилось лютой ненавистью народа к монархии? Какую роль в революции сыграла водка? Могла ли страна в 1917 году продолжать войну? Какова была истинная роль большевиков и почему к власти в итоге пришли не депутаты, фактически свергнувшие царя, не военные, не олигархи, а именно революционеры (что в действительности случается очень редко)? Существовала ли реальная альтернатива революции в сознании общества? И когда, собственно, в России началась Гражданская война?

Дмитрий Владимирович Зубов , Дмитрий Михайлович Дегтев , Дмитрий Михайлович Дёгтев

Документальная литература / История / Образование и наука
1941. Пропущенный удар
1941. Пропущенный удар

Хотя о катастрофе 1941 года написаны целые библиотеки, тайна величайшей трагедии XX века не разгадана до сих пор. Почему Красная Армия так и не была приведена в боевую готовность, хотя все разведданные буквально кричали, что нападения следует ждать со дня надень? Почему руководство СССР игнорировало все предупреждения о надвигающейся войне? По чьей вине управление войсками было потеряно в первые же часы боевых действий, а Западный фронт разгромлен за считаные дни? Некоторые вопиющие факты просто не укладываются в голове. Так, вечером 21 июня, когда руководство Западного Особого военного округа находилось на концерте в Минске, к командующему подошел начальник разведотдела и доложил, что на границе очень неспокойно. «Этого не может быть, чепуха какая-то, разведка сообщает, что немецкие войска приведены в полную боевую готовность и даже начали обстрел отдельных участков нашей границы», — сказал своим соседям ген. Павлов и, приложив палец к губам, показал на сцену; никто и не подумал покинуть спектакль! Мало того, накануне войны поступил прямой запрет на рассредоточение авиации округа, а 21 июня — приказ на просушку топливных баков; войскам было запрещено открывать огонь даже по большим группам немецких самолетов, пересекающим границу; с пограничных застав изымалось (якобы «для осмотра») автоматическое оружие, а боекомплекты дотов, танков, самолетов приказано было сдать на склад! Что это — преступная некомпетентность, нераспорядительность, откровенный идиотизм? Или нечто большее?.. НОВАЯ КНИГА ведущего военного историка не только дает ответ на самые горькие вопросы, но и подробно, день за днем, восстанавливает ход первых сражений Великой Отечественной.

Руслан Сергеевич Иринархов

История / Образование и наука