Это было в Коканде

- Вы подписываете прежде времени эти бумажки, которые нас только компрометируют, - продолжал он. - Если ваш штаб о чем-нибудь думает, так пусть он думает и об этом! Так вот, предложите ему мои услуги в этом направлении. Я могу быть полезным, вы это знаете по моей работе за эти годы.

- Хорошо. Я подумаю... Между прочим, я хочу предупредить вас... Вы не переставая, на разные лады твердите мне: "Англия то... Англия это..." Ошибка! Так нельзя, мой дорогой. Прежде всего это неверно, это все ваши фантазии. И откуда вы можете знать, на кого я работаю? Я работаю совсем не на Англию. Клянусь вам, как офицер. А на кого, это уже мое личное дело. Что вам известно обо мне? Ничего. Поэтому позвольте дать вам дружеский и в то же время официальный, служебный совет: побольше дисциплины, поменьше болтовни! Англия уже не та держава... - как бы случайно проговорился Джемс, немедленно подавил свою улыбку и продолжал строго и серьезно: Если вы желаете, чтобы наша связь продолжалась, вы знаете только меня... Больше вы ничего не знаете... И не имеете права знать. Понятно вам это? Или нет? Если же будете рассуждать и заниматься болтовней всякого рода, я поступлю с вами по-иному... И это, надеюсь, вам понятно?

Зайченко смутился. Он опустил глаза и сказал нехотя, с зевком:

- Вы же сами наболтали мне, что были офицером англо-индийской армии...

- Ну и что? Мало ли кем я был? Вы тоже были офицером русской армии, а кто вы теперь? "Кто вам целует пальцы?" - Джемс тут рассмеялся и добавил: - Вам надоело работать на Иргаша?

- Нет, - резко ответил Зайченко. - Мне надоел бандитизм.

- У вас есть какой-нибудь план?

- Да.

- Какой?

- План сдачи шаек. Это успокоит нервы большевиков. А мы займемся другим.

- Хорошо, - коротко сказал Джемс. - Отложим решение до утра! "Если у Иргаша заговорили о сдаче, значит положение угрожающее", - подумал он.

Они вышли из кибитки. Джемс молчал. Этот маленький однорукий офицер сейчас удивлял его, и он решил ему задать вопрос:

- Может быть, вы богаты, составили здесь состояние? Может быть, вы действительно хотите отдохнуть?

- Мне не от чего отдыхать! Я мог бы работать двадцать часов в сутки. Но то, чем я здесь занимаюсь, - это не работа.

На вопрос о состоянии Зайченко ничего не ответил. Джемс догадался, что слова его о работе из-за денег были только фразой. Действительно, деньги не интересовали Зайченко. Он не знал, что с ними делать. Их некуда было тратить. Бежать за рубеж и жить там на проценты - его не увлекало.

Он наполнял жизнь кровью, убийствами и несчастьями, он только регистрировал это и скучал от однообразия. Он презирал всех и не мог никому сказать об этом. Он любил выстрелы и боялся смерти и ненавидел все на свете, даже себя.

18

Когда они вернулись во двор усадьбы, где жил Иргаш, веселье уже кончилось, костры потухли и в темноте раздавались только крики часовых и конское ржанье. Зайченко вызвал Мирзу, чтобы тот позаботился о ночлеге Джемса.

Джемсу уже приготовили комнату, кошму, подушки, одеяла и принесли теплую воду. Мирза предлагал свои услуги ловко и незаметно. Джемс почти не ощущал его присутствия. Когда ночной туалет был окончен и наступило время сна, Джемс закурил папиросу. "Иргаш горит, - решил он. - Интересно, знает ли Иргаш о мыслях этого русского офицера? Или этот план - чистейшая импровизация? Офицера надо отправить в Самарканд, его место там. А Иргаш пусть, пока можно, продолжает свое собачье дело".

Подведя итоги, он лег на бок, вытянулся и приготовился спать.

На дороге отчаянно лаяли псы. За стеной визжали бачи. Джемс, слушая их звонкий, почти девичий смех и шлепанье босых ног по галерее, долго не мог уснуть.

"Завтра я налажу отношения с Иргашом, - думал он. - Иргаш, очевидно, обижен. В сущности, как глупы люди и как смешны самолюбия! Завтра я оставлю ему подарки, и он будет счастлив. И будет думать, что он ошибался. Этот русский - тоже только баран. Его когда-нибудь прирежут. Вот и все".

Джемс приподнялся, прислушался, как бы вылавливая из темноты каждый тревожный звук. Потом опять откинулся на подушку. Его гладко выбритое лицо размякло, распустилось, кожа на лице образовала складки возле глаз и губ. На подушке лежала плоская, желтая голова.

Мирза стоял за стенкой. Он прислушивался к дыханию "афганца". Когда тот заснул, он на цыпочках босиком вошел в комнату.

Джемс вскочил. Его лицо мгновенно преобразилось. Оно стало похожим на парус, туго натянутый ветром.

- Простите, сэр! Я пришел задуть свечу, - прошептал по-английски Мирза.

- Не надо, - недовольно сказал Джемс.

Мирза попятился к двери и ушел. Потом он появился во дворе и зашикал на визжавших бачей.

Наконец вся усадьба заснула. На дворе и на улице вдоль глиняной стены сидели караульные с винтовками на коленях. Некоторые из них даже спали, прислонив свою винтовку к стене.

Не спал один Мирза. Он не мог простить себе случившейся оплошности. "Если бы еще я не сказал: сэр!" - думал он. Но в конце концов он тоже успокоился.

19