Это было в Праге. Том 1. Книга 1. Предательство. Книга 2. Борьба

– Я очень благодарен вам. Я постараюсь и в лагере быть вам полезным.

Негодование мутило голову. Антонин боялся, что Грабец подаст ему свою подлую руку. Чтобы избежать рукопожатия и разрядить свой гнев, Антонин, вставая, будто нечаянно, всей ступней наступил на ногу предателя.

Грабец вскрикнул, лицо его побледнело.

– Простите, – сказал Антонин.

– Ничего… ничего… – пробормотал Грабец и поджал ногу.

Антонин пошел в гардероб за пальто, зонтом и шляпой.

Он шагал по мокрым улицам Праги, уже погруженным в вечерние сумерки. По-прежнему лил дождь.

Поеживаясь под легким пальто, Антонин чувствовал, что его ботинки, видавшие всякие виды, не только пропускают, а прямо впитывают в себя воду.

«Зейдлиц таких ботинок не надел бы. В моем положении “гестаповца” это не годится, – подумал он. – Надо раздобыть ботинки получше».

Впереди шла невысокая женщина. Прикрываясь зонтом, она торопливо семенила по плохо освещенному тротуару. Ноги ее скользили, она то и дело взмахивала зонтом, пытаясь сохранить равновесие. На повороте улицы тротуар был разрушен. Женщина остановилась, потом сделала нерешительный шаг, но поскользнулась и чуть не упала. Антонин во время поддержал ее за руку.

– Ой, спасибо! – вздохнула женщина и обратила к нему лицо.

Антонин обмер. Перед ним была Божена! Он только и мог прошептать:

– Божена!

Теперь и девушка узнала его. Все было забыто: и улица, и дождь, Божена обвила рукой шею Антонина и жарко поцеловала.

– Тоник! Родной!

Антонин не выпустил руки Божены из своей. Они прошли несколько шагов молча, охваченные радостью встречи.

– А я часто вспоминала о тебе и сердилась. Неужели, приехав в Прагу, не мог найти меня через Марию? – упрекала Божена.

Антонин старался говорить внушительно. Она забыла про конспирацию. У него каждый шаг, каждая встреча заранее учтены и взвешены. Но он часто вспоминал о Божене, стремился ее видеть. Разве можно забыть подругу детства, чудесные дни, проведенные вместе, детские игры, огорчения и шалости?

– Куда ты идешь? – спросил Антонин, когда они свернули в боковую улицу.

Божена засмеялась.

– Туда же, куда и ты. К Морганеку.

Антонин удивленно поднял брови.

– Не понимаю.

– Сейчас поймешь.

Она сунула в руки Антонина зонт, раскрыла сумку и вынула из нее конверт.

– Теперь понял? – спросила Божена.

– Все еще нет, – ответил он и поднес конверт к глазам.

– Здесь удостоверение, которое обещал тебе отец. Документ сильный, но злоупотреблять им нельзя, – строго пояснила Божена.

Антонин торопливо сунул конверт в карман.

– Очень кстати… В роли Зейдлица в Праге появляться уже опасно.

Они прошли еще несколько шагов. Божена рассказала, что работает в клубе правительственных войск и почти все вечера у нее заняты. Антонин плохо вникал в ее слова, но чувствовал волнение, с которым она их произносила. И это волнение неосознанно, необъяснимо, передавалось ему. Он почувствовал, что не может, как раньше, непринужденно и легко говорить с Боженой, не задумываясь над своими словами. Он искал какие-то особенные, значительные слова и не находил их. И оба они замолчали.

Божена остановилась.

Впервые за годы их дружбы Антонин увидел прелесть ее глаз, больших и светлых, окаймленных темными ресницами. Никогда раньше он не вглядывался в них и даже не смог бы вспомнить, карие они или голубые. У Божены голубые глаза! Это длилось мгновение. Он первым отвел взгляд, не в силах скрыть своей радости, – видеть Божену, чувствовать, что она рядом с ним.

Голос Божены вернул ему самообладание.

– Мне пора возвращаться… – Она переложила сумку из одной руки в другую и подняла зонт над головой. – Какой несносный дождь!

Рука Антонина ощутила ее легкое пожатие.

– Не забывай старых друзей, – сказала Божена весело.

Он торопливо ответил на ее пожатие и неожиданно спросил:

– А ты не забудешь… старых друзей?

– Нет, конечно. Ну, будь здоров и удачлив!

И Божена ушла.

Глава двадцать седьмая

Около десяти вечера Антонин подошел к дому Гоуски. Первое, что бросилось ему в глаза, – на калитке не было объявления.

«Так. Все идет как по писаному!»

Антонин отпер калитку и вошел во двор. Позвонил. Дверь открылась, и перед ним показался Гоуска.

– А я собрался уходить, – сказал Гоуска. – Еще минута, и вы меня не застали бы. Дождь все идет?

– Как из ведра. Промок до костей.

– Ну раздевайтесь. У меня горит электрическая печь, вы обогреетесь.

В кабинете было уютно и тепло. На письменном столе горела настольная лампа, прикрытая темным абажуром. Комната тонула в полумраке.

– От коньячку не откажетесь? – любезно предложил Гоуска.

– Не посмею. Я бы и закусить не прочь. Весь день проболтался под дождем.

– За чем же дело стало! Я сейчас сооружу.

Когда Гоуска вышел, Антонин, не утерпев, вынул из кармана конверт, переданный ему Боженой. В нем было удостоверение на имя Людвига Барабаша, сотрудника для поручений при бюро по охране правительства протектората.

Антонин облегченно вздохнул. Теперь удостоверение Зейдлица теряло всякий смысл.