Это было в Праге. Том 1. Книга 1. Предательство. Книга 2. Борьба

Вернувшийся Гоуска поставил на круглый столик у дивана бутылку коньяку, раскрытую коробку с сардинками, несколько сандвичей и кусок холодного гуся. Потом принес тарелки и маленькие стаканчики.

– Я нарушил ваши планы? – спросил Антонин.

– Какие пустяки, – сказал Гоуска. – У меня частное свидание. Я еще успею. Один немец просит реализовать партию турецких ковров. Нужно посмотреть их.

После первого стаканчика Гоуска рассказал: днем приходил человек и предложил свои услуги в качестве истопника, фамилия его Блага, работает не то механиком, не то кочегаром в каком-то загородном пансионе. Человек пожилой, на первый взгляд приятный, но, пожалуй, немного угрюм.

Антонин сделал вид, что заинтересован, вынул блокнот и занес в него фамилию истопника.

– Вы договорились? – спросил он.

– Через два дня он обещал принести рекомендательное письмо и приступить к работе.

– А вы предупредили его об испытательном сроке?

– Конечно.

– Ну что ж, я завтра скажу вам, что собою представляет этот человек.

И подумал: «Дело в шляпе. Ярослав устроен в Праге».

– А я зашел к вам посоветоваться, – начал Антонин, следя за лицом Гоуски.

– Что-нибудь случилось? – всполошился коммерсант.

– Ничего серьезного. – Антонин сделал небольшую паузу. – Видите, в чем дело, Гоуска. Обращаясь к вам, я не могу не выдать служебной тайны, но я доверяю вам…

Он опять сделал паузу.

Гоуска быстро закивал головой, его отвислые щеки при этом тряслись. Он отодвинул от себя тарелку с недоеденным куском гуся.

– Вам, конечно, ясна общая политическая ситуация, положение на фронтах…

– Да, да, да… – кивал Гоуска.

– Гестапо вынуждено часть сотрудников, преимущественно чехов, перевести на нелегальное положение… Чтобы они не мозолили глаза народу.

– Это правильно. Умно.

– Наши задачи и методы работы остаются прежними, но мы, и в частности я, ничем не должны выдавать свою принадлежность к гестапо. Я теперь буду называться вот кем, – Антонин подал Гоуске удостоверение, только что полученное от Божены.

Тот внимательно прочитал бумагу.

– Все понятно. У ваших шефов голова на месте. Они смотрят далеко вперед. Это очень отрадно. Атмосфера действительно сгустилась. Я, конечно, не осмеливался затрагивать эту тему в беседах с вами, опасаясь, как бы вы не расценили такую откровенность не в мою пользу Но…

Гоуска наполнил стаканчики коньяком.

Они чокнулись, и Антонин произнес многозначительно:

– Факты есть факты, и закрывать на них глаза попросту глупо.

Гоуска поспешил ответить, что вполне разделяет эту точку зрения. Только идиот не видит сейчас, что дело идет к развязке. Когда Гоуска просил избавить его от письменных донесений, то, честно говоря, побаивался, как бы не истолковали эту его просьбу в дурную сторону. А он руководствовался, как теперь это очевидно, теми же побуждениями, что и гестапо. Кричать «ура» русским он не собирается. Он их ненавидит не меньше, чем отечественных коммунистов. Но его ненависть русских не остановит. А они вот-вот припожалуют сюда. Болтаться с веревкой на шее – удовольствие не из приятных. А поэтому не следует терять разум. Вот только англичан и американцев трудно понять. О чем они думают? Ну хорошо, допустим, Германия терпит фиаско, но неужели им не ясно: если позволить русским войти в Европу, то их уже никакая сила и никогда не повалит. Они станут вдвое сильнее. Каждый видит, что творится во Франции, что происходит в Словакии, в Чехии, да и во всех углах Европы. Кто-то правильно сказал, что Европа – пороховой погреб. Гоуска не склонен думать, что в Америке и Англии живут одни дураки. Там найдутся и умные, и энергичные люди. Но почему они медлят? Глупо и непонятно. Ведь на востоке фюрер держит около двухсот дивизий, а на западе и других фронтах – только семьдесят пять. Гоуска был бы совершенно спокоен, он не вел бы себя так осторожно, он не уклонялся бы даже от письменных информаций, если бы был уверен, что в Прагу войдут американцы или англичане. Они смогут понять его позицию, его психологию и великодушно простить ошибки. Но русские – извините! С ними не столкуешься. Боже упаси! Их понимает один только Готвальд.

Пора было прервать красноречие Гоуски. Антонин уже все уяснил себе.

– Я, пожалуй, соглашусь с вами, – сказал он. – Но мы отклонились от цели моего визита.

Гоуска извинился.

– Дело в том, – продолжал Антонин, – что в связи с изменениями по службе я должен обосноваться в Праге. Комнаты у меня здесь нет. Конечно, я могу ее получить в любую минуту, но это меня не устраивает. Я вынужден буду расшифровать себя.

– Понимаю, все прекрасно понимаю, – отозвался Гоуска.

– Поэтому я и решил просить вашего совета и помощи…

– Мой дом к вашим услугам, – с готовностью предложил Гоуска и сделал широкий жест.

Антонин покачал головой. Располагаться в доме Гоуски, где будет жить Лукаш, Антонин не собирался. Довольно одного Ярослава.

– Это ни меня, ни вас не устроит. В кругах эсэсовцев и гестаповцев я все-таки известен, а вы – нет. Бросать тень на вас я не хочу. Мне нужна небольшая комнатушка у хозяина или хозяйки, которые умеют молчать.