«Это мое тело… и я могу делать с ним что хочу». Психоаналитический взгляд на диссоциацию и инсценировки тела

Когда она знает, что родителей нет дома, она приходит к ним и остается там одна, забирает те свои вещи, которые еще лежат у родителей или сортирует их. Кто-то звонит в дверь, а она в этот момент как раз стоит у холодильника (!) и чувствует себя вором, которого застукали. К этому прибавляется сон: она стоит в кухне, открывает выдвижные ящики один за другим и обнаруживает горы макарон и шоколада, но потом без звонка в дверь вдруг появляются родители и брат, которые делают вид, что ее не заметили. Она немедленно говорит: «Я ходила с бывшим парнем в кино, и это было очень неловко, мы почти не разговаривали». Она навещала и свою старую учительницу по балету, и та сказала ей: «Ты всегда была такой худой…». Натали может возразить, что раньше было хуже, и сейчас это еще ничего! Она сама говорит, что ее пищевое поведение очень странное: она очень много ест на работе, такие вещи, как марципан и шоколад, и запивает их кофе.

Мне бросается в глаза, что ее волосы выглядят совсем по-другому, более по-взрослому, она явно сходила к парикмахеру, на ней свитер с вырезом, открывающим декольте и плечи.

Она не знает, отражает ли ее пищевое поведение панику или защищает от нее, ведь ей предстоит юбилей отца. «Вместо того чтобы разумно питаться, я просто глотаю все подряд». После этого ее мучат угрызения совести. «Главное, не начинайте вызывать рвоту», — говорю я. Она отвечает, что никогда так не сделает.

Она получает хорошие отзывы на работе. Итальянец по имени Джованни, который работает в ресторане, сказал ей: «Ты, должно быть, ешь рагу!» И потом спросил: «Ты пару килограммов набрала?» — «Даже больше», — говорит она с гордостью. Если бы это сказала ей женщина… Она не может ничего есть в родительском доме. Она уже купила подарок матери (у обоих родителей скоро день рождения, а потом в том же месяце Рождество, боже, только есть, есть, есть…), и это крем от морщин… Она знает, что это несколько подлый подарок, но это очень дорогой крем, и мать никак не сможет разозлиться, ведь это же подарок. Этот маленький маневр поможет ей пережить обеденную встречу с кофе и пирогом.

7 ноября 2008

Из-за инвентаризации на работе она перенесла сессию, потом позвонила и оставила сообщение на автоответчике: «Я снова не могу прийти, нужно перенести сессию». Пообещала перезвонить потом. Поскольку я был недоступен, я перезвонил ей. Она попыталась объяснить мне по телефону, что не может прийти. У меня возникает неприятное чувство, и я довольно резко говорю ей: «Я жду вас, до свидания». Она приходит, ужасно злится, не улыбается при встрече, холодно здоровается. Спрашивает, где я выучился бросать трубку. Ведь еще заранее не было ясно, сможет ли она прийти. Я говорю, что в моем календаре стоит вопросительный знак на следующую неделю, который свидетельствует о том, что она, возможно, будет в отъезде и перенесет сессию. Она говорит, что это касалось сегодняшнего дня, а на следующей неделе она, конечно, может прийти. Недоразумение. Я молчу. Она не выдерживает и спрашивает, как это разрешить. Я говорю: «Вы здесь». Она не понимает, что это я снова начинаю. «Ну, по крайней мере, мне сегодня приснился сон, который подходит к этой ситуации». Во сне она должна была прийти в терапию, но при этом привести с собой родителей. Они появились, уже сидели за столом, когда она пришла, а в соседней комнате сидела ее групповой терапевт. Принесли большую пиццу, она взяла себе кусочек, завернула его (как варенье, которое она забрала) и пошла на вечеринку с лучшим другом. Групповой терапевт и я вместе вышли, смеясь.

Я говорю, что беру власть над ней и ее жизнью так же, как это делают ее родители, особенно мать. Терапевты в ее жизни связаны с родителями, возможно, смеются над ней, но во сне она берет свой кусочек и уходит в свою жизнь. Она похожа на несчастного агрессивного подростка, который думает иначе, чем родители. Она рассказывает, как важно было для нее освободить даты для инвентаризации, за которую она несет ответственность, к которой она готовилась неделями, если не месяцами, задерживаясь на работе допоздна.