Это моя дочь

– Ольга, – голос Шахова раздаётся совсем близко, где-то за моей спиной, но оглянуться я не решаюсь. – Не устраивайте сцен. Вы напугаете ребёнка. Вы же не хотите, чтобы девочке было страшно? По своему вы к ней привязаны, я почти уверен в этом.

Дашка крепче обхватывает мою шею. Она смотрит назад, она видит Шахова. Мне хочется закрыть ей глаза, но это желание абсурдно.

– Мама, – шепчет Дашка. – Он близко, он почти нас догнал, почему мы не убегаем?

В счастливые пять лет кажется, что победить можно всякого. А если не победить, то убежать от него . Но мне, к сожалению, давно уже не пять лет.

– Вам не уйти, это утопия. До города десяток километров. Ночь. Вы одна. Нас – много. И правда на моей стороне, Ольга.

Я не понимаю, о какой он правде говорит. Понимаю, что остановиться не могу. Принять бой –  тоже. Он сильнее. Просто иду и крепче обнимаю Дашу.

– Один, – говорит Шахов. – Два… Я считаю до пяти, я даю вам шанс уйти красиво.

Не выдерживаю. Бросаюсь к машинам. Стучусь. Люди видят за мной мужчин, они боятся, они просто не открывают. Завыть, может, от отчаяния.

– Пожалуйста, – прошу я. – Пожалуйста. Они же отберут у меня ребёнка, отберут…..

Наконец одно стекло медленно опускается. Там, за ним пожилой мужчина. Лицо доброе, усы смешные, как у деда моего. А человек с усами, как у моего деда просто не может быть плохим.

– Пожалуйста, – умоляю я.

Он смотрит за мою спину и медленно качает головой. Он боится, я его понимаю.

– Игорь, – сердито окликают его сзади. – Помоги девочке, видишь, её совсем запугали, ни стыда, ни совести.

И столько во мне надежды вдруг загорелось. Дикой, ничем необоснованной. Чем он может мне помочь, маленький, усатый, сутулый? Но надежда, она такая. И часто подводит.

– Игорь, – женская рука хлопает его по плечу. – Давай увезем девочек!

Он неохотно открывает дверь и выходит из машины, хотя понимает, чем это чревато. И мне становится так стыдно. Но я не могу так просто взять и отпустить свою надежду.

– Ольга, – говорит Шахов. – Я и не надеялся на то, что у вас есть совесть. Но… вы готовы так просто играть чужими жизнями?

Его люди синхронно делают шаг вперёд, стискивая нас в кольцо, из которого так просто не вырваться. Не уйти без потерь. Незнакомый доселе мне Игорь вздрагивает, словно его ударили, но не уходит. И мне становится жаль его. Жаль, но Дашкина жизнь оказывается, важнее любой другой. Возможно даже всех вместе взятых. И важнее моей уж точно.

Дашка, уже точно понимая, пять лет все же, что её сейчас отнимут у матери, ещё крепче стискивает мою шею. Прерывисто, тяжело дышит в моё ухо, стискивает пальчиками пряди волос.

– Я твой папа, – говор и снова Шахов. – Я знаю, ты успела привязаться к этой женщине. Но я поступаю правильно. Ты должна жить с родными родителями, а не с той, которая украла тебя из колыбели.

Всё случается очень быстро. Рывок. Мои руки, что ещё недавно обнимали Дашкину спину, придерживали тяжёлую попу в тёплых розовых штанишках, оказываются заломлены за спину. Плечи и локти выворачивает жгучей болью. Дашку тянут от меня, пряди волос, что были стиснуты в её руках обрываются с корнем, на глазах выступают слезы.

– Ты не мой папа! – яростно кричит Дашка, которая от злости даже бояться перестала, и сейчас, несмотря ни на что, я ею горжусь. – Мой папа умер! А ты плохой! Отдай меня обратно маме!

Дергаюсь к ней, но держат меня крепко. Маленькая воительница брыкается в руках того, кто считает себя её отцом. Пинается, царапается. Я слышу пронзительный женский крик. Кричу не я – моё горло просто парализовано, я даже дышу с трудом. Кричит та, что хотела помочь. А у меня в глазах темнеет, подгибаются вдруг колени, последнее, что чувствую – меня не держат больше, отпускают, позволяя упасть в рыхлый, взрытый ногами снег. Он обжигает моё щеки, забивается в открытые глаза, дарит мне забвение.

– Всё хорошо будет, – бормочет женский голос. – Ишь ты… А ты особо не переживай, если родной папка, значит не обидит. А там помиритесь и снова будешь со своей крошкой. Милые бранятся, только тешатся.

Я в  едущем автомобиле. Лежу на заднем сидении. Меня мерно качает, убаюкивает, не давая полностью вырваться из беспамятства. Но к сожалению, оно не настолько глубокое, чтобы не думать. А я думаю о том, что невозможно помириться с тем, кого не знаешь, с кем не сорился никогда в жизни. Ещё совсем недавно нам нечего было делить.

Глава 11. Демид.

Девочка кричала долго и отчаянно. Мне казалось, что просто бесконечно долго. На деле, просто все то время, пока мы несли её мимо пробки, которая за ненужностью стала медленно рассасываться. Как только её посадили в машину, щёлкнул ремень безопасности и дверь закрылась – она замолкла. Словно просто поняла всю бесполезность своего крика теперь, когда мама её точно не услышит.

За рулём был водитель, я сел рядом с ним, спереди, давая ребёнку немного личного пространства. Увидел её личико в зеркале заднего вида – кожа бледная, глаза большие, смотрят вперёд, в никуда и даже не моргают.