Это небо (ЛП)

«Это не Клаудия», — думаю я. Она на работе.

Это не может быть Джемма: несколько часов назад она ушла кормить Уибита и заниматься делами. Она поцеловала меня на прощание и сказала, что увидимся мы вечером: она пообещала Джули, что приедет в кампус посмотреть генеральную репетицию пьесы.

В квартире тихо. Я прекращаю стучать по клавиатуре. Я даже не дышу, да и Уайт вроде тоже. Тишину нарушает повторный стук в дверь. На этот раз Уайт поднимает голову и лает.

Сохраняю поэму, которую пишу для урока писательского мастерства, и отталкиваюсь от стола. Натягиваю скомканную футболку и выхожу из спальни. Дышу с присвистом, грудь вздымается и опадает. Медленные шаги эхом отдаются в гостиной.

Когда я открываю дверь, в глаза бьет до того яркий солнечный свет, что приходится щуриться. Затем я вижу значок, блестящие ботинки и серьезное лицо полицейского, стоящего передо мной.

У него близко посаженные глаза и поджатые губы.

— Лэндон Янг?

— Да.

— Эбигейл Янг — ваша мать?

Все, что меня окружает, приобретает четкие очертания.

— Да. Да, она моя мать. 

Глава 21

Джемма

Джули останавливается на верхней ступени и кричит:

— Ты!

Меня тошнит. Тусклые белые звездочки вспыхивают перед глазами, кружатся и мерцают. Начинает казаться, что я рехнулась, меня бросает в жар, боюсь, меня вырвет прямо здесь, на балконе. Я хлопаю ресницами. Из открытого рта раздается только писк.

У меня приступ паники.

— Если ты считаешь, — рычит Джули, — что ты можешь точно с неба свалиться и мы не отрежем тебе яйца и не съедим их с арахисовым маслом и тостами, а потом…

Я бью подругу по руке, прерывая напыщенную речь.

Яйца с тостами и арахисовым маслом? А что, так можно?

— Джулс, — скриплю я, сердце болезненно переворачивается.

— Что? — хмурится Джули.

Я поднимаю палец, давая понять, что мне нужна тишина. Потом я расправляю плечи, зажмуриваюсь, задерживаю дыхание и загадываю желание, но когда я открываю глаза, мой бывший все равно стоит перед нами.

Он привалился спиной к двери нашей квартиры, ноги выставлены вперед, руки скрещены на груди. Он помылся и побрился с тех пор, как запостил ролик. Неопрятный парень с разбитым сердцем ушел в прошлое, его место занял селебрити в дизайнерских лоферах, дорогих часах и очках, которые стоят больше, чем большинство платит в месяц за квартиру. На нем оранжевая рубашка с воротником и зауженные кремовые брюки. «Он похож на рожок мороженого», — думаю я.

— Привет, — все, что говорит он.

— Вот же предводитель мудаков, — свирепеет Джули. — Наглости тебе не занимать, раз ты заявился сюда.

Я зажимаю рот рукой и захожусь в сиплом хохоте.

— Предводитель мудаков?

— Как думаю, так и говорю, — щурится она. — Предводитель мудаков.

— Слушай, — подает голос Рен, он поднимает очки на светловолосую голову, явив тем самым сверкающие зеленые глаза, — я понимаю, что ты не горишь желанием со мной общаться, но мне надо было с тобой увидеться.

Я сглатываю желчь, поднимающуюся к горлу, призываю сердце и легкие угомониться.

— Зачем?

Он отталкивается от двери, улыбается непринужденно и спокойно, словно в нашу последнюю встречу его штаны не были спущены до щиколоток и не было согнувшейся пополам полуголой девицы.

— Я подумал, что мы можем поговорить.

Поговорить? Серьезно?

— Хочешь поговорить?

Мне нужно это прояснить. Мне нужно это записать, подписать, заверить у нотариуса, отнести судье и внести в протокол.

— Новый статус: ей нечего тебе сказать! Возвращайся в Эл-Эй, сходи на колонотерапию, сделай селфи или еще чего.

Джули, давняя сторонница концепции «власть женщинам», включает полноценный режим стервы. Руки она упирает в бока, подбородок воинственно опускает. Того и гляди изо рта вырвется пламя.

За плечо я тяну ее в сторону балкона, чтобы посовещаться.

— Джулс, — шепчу я дрожащим голосом, — иди домой. Я скоро приду.

Она округляет голубые глаза.

— Идти домой? Только не говори, что веришь ему на слово. Мне напомнить, какая он паскуда? Перечислить список его преступлений против человечности?

— Не верю я ему! — отвечаю я, выпятив грудь. — Мне надо… — черт, я не знаю, что мне надо, — остаться одной.

Джули не рада. Она смотрит на небо, делает успокаивающий вдох, словно готовится к битве.

— Ладно, — бурчит она.

— Не надо так, — расстроенно прошу я.

Она глядит куда-то вдаль.

— Нормально все. Будь осторожна. — У входа в квартиру она тычет двумя пальцами в Рена и злобно шепчет: — Чума на твой дом, Рен Паркхерст.

Не знаю, то ли смеяться, то ли морщиться.

— Занятно, — улыбается Рен, когда мы остаемся одни.

Я молчу, тереблю низ футболки и переминаюсь с ноги на ногу.

— Значит, ты хочешь поговорить?

Он заглядывает мне в глаза.

— Да, поговорить. Это когда я произношу слова, а ты слушаешь и отвечаешь. — Я не хмыкаю в ответ на шутку, и он добавляет: — Неподалеку есть кофейня. Можно пойти туда и выпить по чашке кофе. Я прошу всего несколько минут.

— Не думаю, что ты имеешь право что-то просить. Даже несколько минут.