— Понимаете, полные сапоги воды!
— Росы, — уточнил Генка и, вытянув шею, захотел увидеть из-за его плеча Элю.
Сергей Сергеевич неожиданно согнулся, опускаясь на землю, Эля оказалась почти лицом к лицу с Генкой. Промокшая ткань противоэнцефалитного костюма облепила ее фигурку, как лайковая перчатка. Непокорная прядь волос, всегда падающая на лоб, казалась приклеенной еще не просохшим клеем. Глаза девушки на миг встретились с Генкиными глазами.
— Выжми костюм, холодно ведь! — сказал он. — Может, костер развести, посушиться?
Кажется, она хотела ответить, губы ее дрогнули, но не раскрылись. Равнодушно отвела взгляд, носком сапога перекатила растопыренную сосновую шишку.
Переобувавшийся Сергей Сергеевич поднял голову.
— Костюм теперь высохнет на солнышке. А вот портянки отжать советую. Чтобы не стереть ног.
— Верно ведь! — охотно откликнулась ему девушка и, сев на застеленную рыжей хвоей землю, начала стаскивать с ноги резиновый сапог. Это оказалось нелегким делом.
— Давай я помогу, — предложил Генка и протянул руку, но девушка поджала под себя ногу, сказав в сторону Сергея Сергеевича:
— А-а, знаете, неохота возиться…
— Смотрите! — предупредил тот. — Что касается меня, я готов.
Перевалив через гребень, они не увидели реки, но услышали ее. Эля, приняв шум воды за шум леса, спросила Сергея Сергеевича:
— Вы не знаете, тайга к погоде или к непогоде шумит?
— Это не тайга. Ухоронга это, — сказал Генка.
Эля только презрительно повела бровью.
Река открылась, когда склон сопки стал круче. Длинное, сверкающее, как лезвие ножа, плесо подрезало сложенный из красного плитняка берег, на который вывела тропа. Прямо перед глазами половину Ухоронги скрадывала горбатая крутизна спуска. Зато справа, где сопка как бы вгибалась, образовав прилуку, река и оба ее берега просматривались далеко и подробно.
За рекой, за неширокой поймой, начиналась молодая лиственная тайга. С этой стороны некому было заслонять солнечный свет. Мир, в котором не было ни одного не освещенного, не напоенного светом уголка, сверху, с хребта, казался удивительно свежим, праздничным и чуть-чуть ненастоящим. Лохматые травы представлялись ровным, подстриженным под гребенку изумрудным ковром. Песчаные отмели — нарочно, для пущен красоты — вызолоченными. Пряничным домиком выглядывала из-за тальника избушка.
— Наше с Петром хозяйство, — похвастался Генка, жестом показав на избушку. Но отсюда, сверху, жест распространялся слишком уж на многое, на весь кругозор. Именно так и понял Сергей Сергеевич.
— Хозяева, значит? А добрые хозяева-то?
Генка самодовольно усмехнулся — куда, мол, добрее! — и, помня о скользких подметках бродней, стал осторожно спускаться дальше.
Внизу тот же самый мир был непричесанным, дремучим, буйным — подлинный, а не игрушечный мир детских сказок. Красные камни выползли на тропу, заступив дорогу к воде. Неопрятно расщеперившая сучья, оставленная половодьем лесина, утопив комель, угрожающе шевелила обломанной вершиной. Тропа вильнула в сторону, стала лепиться по узенькому карнизу, выскальзывать из-под ног. Но и этого ей показалось мало: вдруг повернув, она бросилась в воду. Справа и слева встали скалы.
— Бродком придется, — сказал Генка.
Река не была здесь глубокой, но гряда подводных камней, которой следовало придерживаться, ожесточала и без того стремительное течение.
— Не свалит? — спросил Сергей Сергеевич Генку.
— Ништо! Ноги расставляйте пошире.
Сергей Сергеевич развернул высокие голенища своих рыбацких сапог и медленно пошел вперед. Дав ему сделать несколько шагов, Эля осторожно, по-гимнастически напружинив ногу в подъеме — так боязливый купальщик пробует, тепла ли вода, — ступила на ближний камень.
— Ладно, — сказал над ее ухом Генка. — Нечего!
И, не давая опомниться, легко сгреб в охапку. Эля рванулась, пытаясь высвободиться, но берег уже остался позади, вокруг с грохотом и звоном неслась река. И Генка почувствовал, как напрягшиеся мускулы девушки стали ослабевать, распускаться. Гибкость возвращалась к одеревеневшему телу, оно становилось легче и как-то удобнее. Один раз он оступился, и Эля, вздрогнув, на какой-то миг сама приникла к нему. Только на какой-то миг!
— Правильно сделали, — одобрил Сергей Сергеевич, когда мокрый по пояс Генка выбрался на берег.
— Я прекрасно перешла бы сама, — пожимая плечами, заявила Эля.
— Чертовски быстрая и холодная вода, знаете! Брр! — Сергей Сергеевич, выкручивая портянки, топтался возле прислоненных к камню, подметками вверх, сапог. — И я думал, что гораздо мельче. Хорошо, что хоть спички и сигареты были в кармане гимнастерки.
— Вода большая, после дождей, — словно оправдываясь, сказал Генка. — В малую воду вполне в ваших сапогах перебрести можно.
— Не беда, Геннадий. Что же, будем пробовать? — глазами показал он на реку.
— Рыбачить-то? Нет, ниже спустимся, к заломам. Там самая рыба. И по нижней тропе обратно пойдем, через Сохатиную Рассоху.
— Слушаю и повинуюсь, — сказал Сергей Сергеевич, начиная обуваться. — А уху где варить будем?
— Из чего? — делая вид, будто очень внимательно рассматривает старое гнездо на талине, спросила Эля.