Это случилось в тайге (сборник повестей)

— Не жрет! — удивился Иван Терентьевич. — Пирожок с мясом! Ну, матушка…

— Проголодается — съест, — сказала Анастасия Яковлевна. — Как вы думаете, скоро за нами прилетят?

— А кто знает? На розыски, наверное, уже вылетели. Но ведь как может быть: обнаружат нас, а взять нельзя. Значит, будут связываться по радио, вертолет затребуют. Одним словом, до вечера, чего доброго, придется посидеть у костра, так что набирайтесь терпения.

— Меня беспокоит состояние летчика. А тот, второй… Наверное, его ждут дома. Дети, жена…

— Не повезло, — сказал Иван Терентьевич.

Проснулся Гарькушин и сунул руку за пазуху. Спросил:

— Не слышно?

Иван Терентьевич понял:

— Пока нет. Другие места, видать, прочесывают, до наших не добрались. Чайку выпьешь?

— Потом, — отказался лейтенант, поднимаясь. — Наго заготовить дрова и мох. Чтобы, если появится вертолет, дать сигнал дымом. Пойдем, нас тут двое здоровых, больше некому, — повернулся он к Ольхину.

— Стараться все-таки быть на глазах? — напомнил тот вчерашние слова лейтенанта.

— Порядок есть порядок, — сказал Гарькушин.

Иван Терентьевич проводил их взглядом, потом наполнил кружку и поставил в сторону — остывать. Это все, что мог он сделать для раненого летчика.

Вернулись лейтенант с Ольхиным, приволокли дрова, Ольхин сел перекуривать. За компанию достал сигарету и Иван Терентьевич.

— Вообще-то сигареты экономить надо, — наставительно сказал он Ольхину. — Может, впереди целый день, а у меня полпачки осталось. У тебя как?

— Пачек двадцать. — Ольхин невесело усмехнулся. — Мужики наши подкинули: еду-то не к теще в гости!

— Тогда ничего.

— Что не к теще в гости?

— Да нет, что сигарет хватает. А там, — Иван Терентьевич махнул рукой куда-то в сторону, — там я тебе передачу принесу. Начальник твой, я думаю, позволит. А, лейтенант?

— Почему же нет? — пожал тот плечами.

— Правильно, — одобрил Иван Терентьевич, — потому что, говорят, от сумы да от тюрьмы не зарекайся…

— Раньше говорили, — сказал лейтенант.

— Пословицы — они вечные. Народная мудрость! — не согласился Иван Терентьевич.

— Пошли за мхом, — сказал лейтенант Ольхину.

Когда они скрылись в лесу, Иван Терентьевич, забыв, что кружка занята, достал бутылку… Чертыхнулся — не из горлышка же пить, спирт все-таки! Да и разводить нечем, — остуженного чая только всего что в кружке. Он может в любую минуту понадобиться пилоту.

— Бедному жениться — ночь коротка, — сказал себе Иван Терентьевич и от нечего делать принялся сортировать в сетках продукты. Рассортировав, подвесил сетки на сосне, подальше от костра. Взглянул на часы.

— Однако уже десять! А самолета не слыхать…

— Наверное, это не так просто, — сказала Анастасия Яковлевна. — Может быть, нет свободных самолетов…

— Раз такое чепе — найдут, — уверил Иван Терентьевич. — Десять рейсов отменят, а найдут. Знаете наверное, разбили трассу на участки, облетывают их, а до нашего еще не дошла очередь. Все делается планомерно. Правда, погода опять дурить начинает, снова облака слоем пошли…

— Что ж, будем ждать, — вздохнула учительница. — Все равно больше ничего не остается.

Пришли Ольхин и лейтенант, вывалили возле костра из форменного лейтенантского плаща мох.

— Еще пойдем? — задал вопрос Ольхин.

— Пока хватит, я думаю.

— Живот не подвело? — спросил лейтенанта Заручьев. — Съешь кусок хлеба с салом, чай подостыл, наверное, но можем подогреть. Раз я, по нетрудоспособности, должен при кухне состоять, требуйте бытового обслуживания. — Ивана Терентьевича все еще чуть-чуть веселил выпитый на рассвете спирт.

— Спасибо, — сказал Гарькушин и замялся: Ольхину хлеба с салом не предлагалось, а он, конечно, тоже был голоден.

Но Иван Терентьевич угадал причину смущения лейтенанта.

— Давай-давай, не интеллигентничай. Сними вон зеленую сетку и шуруй, может, Анастасия Яковлевна соблазнится за компанию, ей давно следует. А мы с ним, — он глазами показал на Ольхина, — утром подзаправились маленько. Не знаю, как у него, у меня пока брюхо дюжит.

— У меня тоже, — сказал Ольхин.

— А я, пожалуй, попытаюсь поесть, — решила учительница. — Если вас не очень затруднит, товарищи, в самолете баул. С продуктами и вязаньем…

— Я достану, — вызвался Ольхин и пошел к самолету.

— Может быть, попробовать покормить раненого? — предложила учительница.

— Не стоит будить, — отсоветовал Иван Терентьевич. — Сон то же лекарство.

Она согласилась:

— Пожалуй, вы правы.

Ольхин принес объемистый красно-полосатый баул и, хотя об этом не просили, дамскую сумку, похожую на портфель. Лейтенант, распотрошив заручьевскую сетку, найдя сало и хлеб, орудовал поданным Иваном Терентьевичем ножом.

— У вас, случаем, стаканчика или другой емкости не найдется? — обратился к Анастасии Яковлевне Заручьев. — Моя кружка под холодную воду занята, энзе для летчика.

— Есть, пожалуйста, — учительница вынула из разрисованной незабудками чашки пакетик с солью, протянула чашку.