Это всё ты

Они выходят, а Свят шагает к моей кровати. Присаживаясь, кладет мне на колени тяжелый и освежающе прохладный букет кремовых роз. Касаясь лбом моего лба, нежно обнимает.

– Надеюсь, это не из-за меня, – шепчет, проникая внутрь меня нотками какого-то сожаления и раскаяния.

– Что?

– Ты заболела…

– Нет… Конечно, не из-за тебя.

Для самой себя как-то странно и очень горько хмыкаю.

Святик прижимается крепче.

– Прости, что накричал на тебя вчера и что усомнился из-за этой чертовой крови в том, что ты говоришь правду. Сам не знаю, что на меня нашло, – изливает душу, как всегда, открыто и искренне. А я ощущаю новые уколы боли, вины и стыда. – Прости, ангел. Тупо психанул, признаю. На ровном месте. Мне очень жаль. Долго ждал встречи, а потом расстроился, что ценное для меня время так бессмысленно израсходовано. Но я не хотел тебя обидеть. Это… Это первая наша ссора, и мне после нее было ужасно хреново. Я глаз не сомкнул.

Машинально скольжу ладонью по тонкому пуловеру, чтобы обнять Свята в ответ. Он не понимает, что своими словами лишь усиливает мои страдания. Однако это тот случай, когда и не должен понимать.

– Все хорошо, – шепчу и целую его в щеку.

Пусть хоть кому-то из нас станет легче.

– Ты не обижаешься?

– Нет.

– А почему у тебя выключен телефон?

– Просто… Разрядился, наверное. Батарея на нуле была еще ночью, но я поленилась искать зарядку.

– Давай, поставлю.

– Нет, – спешу удержать, потому как Усманов уже поднимается. Может, это наивные мечты, но есть допущение, что при включении могут прийти какие-то сообщения от Яна. – Просто посиди со мной, Свят. Мне больше никто сейчас не нужен.

Это так неосторожно. Так нечестно. Так головокружительно обманчиво.

Но Свят улыбается. А это… Это, несомненно, хорошо, пусть мне теперь не дышится, не спится.

– Конечно, ангел. Я к тебе на весь день, если не прогонишь...

– Ну, ты что… – толкаю задушенно. – Никогда не прогоню.

И что-то с треском ломается за ребрами. Задерживая дыхание, переживаю.

– Я так тебя люблю, – бомбит Свят взволнованно, прижимаясь к моему лицу своим.

Я его тоже очень сильно люблю, но… Сейчас понимаю, что как-то не так. Это и поднимает очередную волну грусти, которая накатывает как буран и забивает дыхательные пути песком.

Бесчувственно отвечаю на прикосновение губ к своим губам. Просто так надо. Так правильно. Так должно быть.

– Съешь вкусняху, – предлагает Усманов, когда перемещаемся на диван перед телевизором.

Смотрю на протянутую им коробку с разноцветными миндальными пирожными и сама себе удивляюсь. Ведь даже любимая сладость не вызывает аппетита. Однако я все же заставляю себя взять одно.

Сериал, продолжение которого мы со Святом так долго ждали, тоже не вызывает каких-то особых эмоций. Заставляю себя вникать в сюжет. И все равно бесконечно верчу в голове глупейшие мысли.

Что делает сейчас Ян? До сих пор с Кирой? Думает ли обо мне хоть иногда? Писал еще что-то?

«Мы больше… Мы больше… Мы больше…» – кромсаю последние нервы.

Что это значит? Что он имел в виду? Зачем вообще такое написал, когда сам с Кирой?! Сжимает мое сердце в кулак. Раздавливает, пропуская сквозь пальцы, словно фарш.

Очень хочется спросить, был ли Свят у Яна, как договаривались? Но на подобное решиться – все равно что прыгнуть в то самое ущелье.

– Я по тебе уже скучаю, – вбивает Усманов мне в ухо поздним вечером. Частит, задевая самые высокие чувства. Но за периметром этого шума трепыхается нечто мощнее. – Пиздец, как тяжело уезжать от тебя… – голос Свята с дрожью срывается, вызывая у меня не просто мурашки, а подкожное воспаление негативно заряженной энергии.

– Тихо, тихо… – шепчу, поглаживая его по затылку. – Все хорошо… – просто делаю то, что он много лет делал для меня. – Все хорошо, Свят. Время быстро пролетит. Снова увидимся.

– Пиши мне чаще, – просит все так же взволнованно.

– Конечно, – обещаю я, с трудом выдерживая сверкающий в полумраке взгляд.

– И, пожалуйста… Я не имею права требовать… Но, пожалуйста, Юния, никуда без меня не выходи.

– Ладно.

– Поцелуешь меня?

– У меня горло болит…

Но он смотрит с такой надеждой.

– Пожалуйста.

Со вздохом даю желаемое, позволяя надорвать еще часть своей души.

Включаю телефон глубокой ночью, когда по подсчетам поднимается в небо самолет Святослава. Говорю себе, что делаю это, чтобы быть с ним на связи. Но первым делом проверяю переписку с Яном. Очень больно становится, когда ничего нового в ней не обнаруживаю.

«Ахах…»

«Уйди, пожалуйста…»

«Ахах…»

Показательным является то, что Нечаев не пишет мне ничего, когда я не выхожу в понедельник на занятия. Он не беспокоится. Ему настолько плевать, что не приходит даже банального: «Привет. Выздоравливай».

В чате группы подобное сыплется весь день. За этим, конечно, следуют какие-то вопросы и глупые обсуждения.

Группа 113 (Мадина Скоробогатова): А где найти Николаеву?

Группа 113 (Валик Монтана): Записывать нужно, когда преподаватель о себе рассказывает! Никто не обязан выкатывать тебе инфу по щелчку пальцев.