Ева

— Эти цветки, господи спаси, в тонну весом. Я сама их всегда побаиваюсь. — Администраторша лет пятидесяти с белым, как у гейши, от страха лицом обнимает Аришу. — Какое же у тебя чутье, девочка.

— Это не чутье. — Ариша мягко отстраняется от объятий, зевает и, подняв босую ступню от холодного пола, прижимает ее к щиколотке. — Меня мама предупредила.

— Ну конечно. — Фальшивая улыбка запускает процесс оживления на лице администраторши. — Мамы всегда беспокоятся о своих деточках.

Ариша схватывает Германа за рукав:

— Па, мои детали?

— Мы принесем вам все ваши вещи, — говорит администраторша. — Пойдемте, я отведу вас в другой номер.

— Да ну, какой другой номер, — отмахивается Герман. — У нас поезд через час. Вызовите нам, пожалуйста, такси до Московского вокзала.

Он шагает в проем двери. Белая пыль уже немного осела. На экране ковбой пьет виски.

— Нет, вы не пойдете, — вцепляется в него администраторша и пытается вытащить назад. — Это наша работа. Если вас убьет этим цветком, меня посадят в тюрьму.

Не слушая ее, Герман проходит внутрь. Остерегаясь углов — трещины на лепнине еще увеличились — берет стоящие наготове вещи, обувается, берет кроссовки Ариши, ветровки. Останавливает взгляд на подушке — лепнина угодила точно в то место, где была голова девочки.

Такси они дожидаются в холле. Служащие порхают вокруг, как бабочки над цветками, несмотря на то что Герман ясно дал понять, что не собирается давать ход этому происшествию. Горничная, девушка лет девятнадцати, только что принесла забытые на окне китайские колокольчики. Смутившись и покраснев, пробормотала извинения. Колокольчики лежат теперь на коленях у Ариши, на пакете с непострадавшими деталями. Ариша допивает уже третий (бесплатный, разумеется) молочный коктейль, заедая его мороженым — разноцветные шарики высятся мультяшным замком на серебряной тарелке. На столике стоит ваза с нарциссами. Поставили специально для них. Легкий запах напоминает Герману обо всех веснах сразу.

Внезапно Герман бросается к Арише и, присев, принимается ощупывать, проверять ее руку — ту, что была в известке. Потом проверяет и вторую, ноги, просит завести, скосить глаза.

— Ну па, ты чего, в меня не попало. — Ариша выдыхает на него запах ванили, фисташек и малины.

— Такси ждет вас у входа, — раздается за спиной угодливый баритон служащего.

— Когда ты мне расскажешь о маме? — Выдув пузырь сине-зеленой жвачки, Ариша поворачивается к Герману.

Он только что купил чай у двух девушек в форменной одежде, развозящих тележку с продуктами и напитками (теперь они остановились на два ряда кресел впереди и обслуживают толстяка, который собрался, похоже, скупить всю тележку). Высыпав два пакетика с сахаром, Герман вместо ответа долго и тщательно мешает пластиковой палочкой-ложечкой янтарный чай в бумажном стаканчике под непрерывно сыплющимися стрелами солнца («Сапсан» идет со скоростью 230 км/час, как показывает табло).

Герман отпивает чай и раскрывает журнал, который бригада поезда предлагает пассажирам, чтобы они не заскучали за четыре часа.

Ариша лопает пузырь, фыркает, откидывает кресло, надевает наушники.

— Рано или поздно я все равно узнаю, — убежденно заявляет она.

41

20 июня 2016 года. Вернувшись рано утром из больницы, Герман заглядывает в комнату Ариши. Разноцветные огоньки «С днем рождения» и «16 лет» всё еще моргают на окне, хотя давно рассвело. Ариша спит безмятежно, не обращая внимания на солнечное пятно на лице. Кожа у нее нежная, чистая, только один прыщ краснеет на виске.

Стараясь не шуметь, Герман выключает огоньки, зашторивает окно, перегнувшись через стол. На столе — новая фотография Ариши и Митьки: облокотились о перила в торговом центре, обнялись и счастливо глядят в камеру. У Ариши короткая стрижка, волосы тонкие, дымчатые, цвета репейника, у Митьки — густые белые, собраны в хвост — ни дать ни взять парик вельможи XVIII века. Ариша, по своему обыкновению, спокойна. Взгляд ясный и дружелюбный. Митька сосредоточен, крепко обнимает плечо Ариши. Он совсем взрослый, а Ариша, хоть и высокая — она уже сейчас выше Германа, — но лицо еще детское, тело не сформировалось окончательно, как у некоторых ее ровесниц, которых Герман видел вчера на дне рождения. Ему пришлось уйти в самом начале, вызвали на операцию.

На столе у Ариши стоят еще две фотографии. На одной — Ариша и Герман года четыре назад у школы, где их без предупреждения щелкнул школьный фотограф: дождь, Ариша бежит к Герману, раскрыв руки, волосы растрепались, рюкзак блестит, поднялся, шнурки на туфлях, ступающих на лужу в кругах дождя, развязались. Герман торопится, шаг широкий — зонт впереди, чтобы скорее накрыть Аришу, лицо взволнованное, «переживательное», по словам Ариши. Очень смешная фотография, па, говорит Ариша, всегда меня смешит.