Евангелие от LUCA. В поисках родословной животного мира

Хорошо известные всем нам генеалогические древа, о которых столько уже сказано в предыдущих главах, обладают одной интересной особенностью: их можно ориентировать как от предка к потомку, так и в противоположном направлении. Всякому было бы лестно вести свой род от древнего и знаменитого пращура — Геракла, Александра Македонского, Рюрика или, на худой конец, от всеобщего прародителя LUCА, но ведь можно поставить в «корень» эволюционного древа себя самого и прослеживать генеалогию из настоящего в прошлое. У каждого из нас были родители, отец и мать. Каждый из них имел пару собственных родителей. Если перевести этот бытовой факт на язык чисел, то с каждым поколением назад число наших непосредственных предков удваивается. Один отец и одна мать, но две бабушки и два дедушки, четыре прабабушки и четыре прадедушки, и так «вверх, до самых высот». Наглядный пример геометрической прогрессии. Совсем несложно подсчитать таким образом, что десять поколений назад каждый из нас имел 1024 непосредственных предка. Большинство из них были незнакомы между собой, да и из нас, нынешних, редко кто способен проследить свою генеалогию так далеко. Считается, что смена поколений происходит в среднем раз в 25 лет. В нынешние времена, когда люди не очень-то склонны рано обзаводиться потомством, она происходит, наверное, медленнее, но для большей части истории человечества такая оценка выглядит реалистично. В былые столетия люди и к размножению приступали раньше, и жили меньше… Выходит, что 1024 ваших прямых предка жили примерно в 1770 г., в самый расцвет славного царствования Екатерины Великой. Когда я задумываюсь об этом, мне страшно хочется узнать, как выглядели мои 1024 пращура, как их звали, где они жили, чем занимались. Но, увы, я ничего не знаю ни об одном из этих людей. Историческая память коротка, архивы, как государственные, так и семейные, теряются и гибнут в бурных событиях войн и революций. Нужны специальные изыскания, чтобы восстановить летопись собственного рода, да и то они часто обречены на провал, если предки ваши крестьянствовали (как мой прапрадед Андрей Мордвинов, житель деревни Чикаши Пермской губернии) и не оставляли заметного следа в событиях государственного масштаба. О большинстве таких людей мы знаем только по записям церковных метрических книг: родился, был окрещен, венчался с рабой божьей такой-то и в уготованный ему срок «волею божьей помре». Всю биографию можно поместить в две-три строки.

Но речь в этой главе пойдет все же не о семейных родословных. Давайте продолжим подсчет числа наших непосредственных прародителей. В «минус пятнадцатом» поколении у каждого из нас их должно было быть 32 768, а в «минус двадцатом» — 2 097 152. Для пущей наглядности произнесите эту цифру вслух: два миллиона девяносто семь тысяч сто пятьдесят два. Двадцать поколений назад — это, по нашему счету, 500 лет назад, 1520 г., эпоха великого князя Василия III. Два миллиона человек в те годы — число фантастическое. Население было куда меньше нынешнего, да еще из этого количества надо вычесть немалую долю тех, кто скончался в малолетстве или подростковом возрасте и не оставил потомства. Стало быть, из ныне живущих в нашей стране людей очень многие связаны непосредственным родством, хотя и совсем далеким, средневековым. Так что, когда вы прогуливаетесь по Арбату или по Невскому проспекту погожим летним днем, в окружающей вас толпе обязательно отыщется некоторое число ваших отдаленных, но несомненных родственников. Это означает также, что любая генеалогия, любое конкретное родословное древо — всегда абстракция, произвольно выделенная цепочка браков и рождений. В реальности все отдельные семейные генеалогии очень сильно переплетены между собой за счет брачных союзов между представителями разных родов. Общая людская генеалогия — это не «сад расходящихся тропок», а заросли густого кустарника, в котором ветви соседних растений так плотно сплелись между собой, что пробраться сквозь них невозможно без помощи топора или мачете.

Но если такое свойственно людским родословным, то не ожидать ли чего-то подобного от родословной животного мира в целом? Может быть, и здесь отдельные генеалогические ветви так переплелись, что никакого «древа», как его изображали Геккель и его последователи, вовсе не существует?

С точки зрения классического дарвинизма это маловероятно, ведь магистральный путь эволюционного развития — дивергенция, расхождение молекулярных и морфологических признаков потомков в разные стороны, прочь от начальной точки, в которой находится их общий предок. Так же считал и Вилли Хенниг, разрабатывая свою программу филогенетической систематики. Идея эволюционного древа всегда привлекала своей простотой и предсказуемостью, а также тем, что на ее основе легко рисовать красивые дендрограммы, наглядно показывающие, кто кому близкий родственник и кто — седьмая вода на киселе.