Крохотная передняя камера, потом коридор, ведущий в более просторное помещение, где в скале были вырублены три ложа. И все они были пусты. На одном из них виднелись следы пребывания колдуна: бинты, мази и погребальное полотно, простыня очень хорошего качества. На ней виднелись коричневатые пятна крови. Погребальное полотно было аккуратно сложено и оставлено на краю ложа.
Нелепо. Как и исчезновение трупа, это тщательно сложенное погребальное полотно бросало вызов здравому смыслу. Кто снял его с тела? И кому в голову пришло укладывать его в форме правильной геометрической фигуры? Что за безумец орудовал в могиле? Неужели сам колдун был настолько аккуратен, что, придя в себя, инстинктивно…
Я держал ткань и теребил ее пальцами, словно это могло мне помочь найти решение. Мысли мои путались. Меня охватило какое-то отупение. Я уселся на ложе. И представил себя мертвым, запертым в скале на веки вечные, без света – только тонкий лучик солнца из отверстия, где камни плохо прилегали друг к другу. Я представил себе, что превратился в Иисуса, в высокого худого Иисуса, упокоившегося здесь после мук на кресте.
Мои легкие заливал расплавленный свинец. Плечи и грудь под неимоверной тяжестью истончались, расплющивались. Мне хотелось лечь и вытянуться. Из меня словно высосали все силы. Затмение рассудка, то ли наслаждение, то ли недомогание, парализовало мои ноги и волю.
И вдруг я понял, что происходит. Я увидел в углу ворох ароматных растений, смесь смирны и алоэ, их положили здесь, чтобы очистить затхлый, мертвенный воздух, и сейчас они вливали в мои легкие смертельную отраву…
Я напряжением воли заставил себя выбраться из могилы, вылетел из нее как стрела. Резкий солнечный свет был спасительной пощечиной.
Я глянул на сад, на вишневые деревья, усеянные цветами, на ярко-зеленые весенние листья, и здесь, в мире, насыщенном свежестью, наполненном красками и трелями птиц, вдруг засомневался, что смерть существует.
Я подошел к лошади и, прежде чем уехать, в последний раз оглянулся на стражников. Они с тупым видом рассматривали свои ноги.
Понимание пришло в мгновение ока: по их расширенным зрачкам я понял, что они были одурманены. Я заметил два бурдюка, валявшихся неподалеку в траве. Пустых. Достаточно было понюхать горлышко, чтобы ощутить запах снотворного, заглушённого резким и терпким ароматом плохого палестинского вина. Теперь я знал, какой вывод напрашивается: стражей опоили, чтобы они заснули. Поэтому они не могли ни видеть, ни слышать, как воры откатили камень, похитили труп и вновь закрыли могилу. Спектакль отменно подготовили: люди, даже самые трезвомыслящие, должны были обязательно поверить в сверхъестественные способности колдуна.
Я вернулся в крепость и принял необходимые меры: следовало отловить похитителей и отыскать тело Иисуса.
Мои помощники удивились:
– Господин, мы не имеем права заниматься делом об осквернении еврейских могил. Это в ведении Каиафы и его синедриона.
– Я должен обеспечить безопасность в стране.
– Безопасность живых, Пилат, но не безопасность трупов, а тем более трупов евреев, не говоря уже о трупе еврея-преступника.
– Иисус не был ни в чем виновен.
– Однако вы его распяли.
Я ударил кулаком по столу.
– Ваше дело – подчиняться. Если мы позволим людям поверить, что колдун
Буррус, повинуясь моим распоряжениям, отправился на поиски преступников. Я точно знаю, кто они. Через несколько часов похитители будут разоблачены, и все вернется на круги своя. А пока, мой дорогой брат, я пишу тебе это письмо не только чтобы поставить тебя в известность о происходящем, но и тем самым умерить свое нетерпение. Слуги продолжают укладывать вещи, готовясь к отбытию в казармы. Не сомневаюсь, дело это будет решено в кратчайшие сроки и не задержит меня в Иерусалиме. Напишу тебе о развязке из моей ставки в Кесарии. А пока желаю тебе здравствовать.