Евангелие от Пилата

– Да, если бы вокруг меня не было прекрасной плоти, я решил бы, что уже лежу в могиле. Знаешь, мне уже шестьдесят лет, почти не осталось волос, и нет ни одного зуба. Но отсутствие клыков не значит, что у меня нет аппетита!

– Я считал тебя очень набожным.

Он помрачнел и движением руки отослал Хузу и прочих свидетелей. Двери закрылись, оставив в зале только нас и спящих девушек.

– Я даже не дотрагиваюсь до них. И даже если бы захотел, не смог бы. Молодым я мог разбить орех своим копьем. Пилат, это правда, оно было твердым, как древесина олив. Сегодня я не могу справиться даже с гнилой смоквой. А ты?

Вместо ответа я рассмеялся. Я знал, что любой разговор с Иродом всегда начинался с непристойностей.

– А ты? – повторил он.

– Ирод, я пришел к тебе не для того, чтобы говорить о своих постельных подвигах.

– Подвигах? Значит, у тебя все хорошо. Я тебя спрашиваю об этом, потому что иногда говорю себе, что слабость моя происходит скорее от власти, чем от старости. Но ты утверждаешь, что… А Тиверий? Он старше меня и имеет еще больше власти! По твоим сведениям, он все еще способен…

– Ирод, я точно об этом ничего не знаю.

Конечно, я лгал. Мы оба знали, что Тиверий давно уже ничего не испытывает и вынужден устраивать ошеломительные оргии, чтобы ощутить хоть каплю плотского желания. Но, пытаясь заставить Ирода сменить тему разговора, я решил погрешить против истины.

– Но, вообще-то, мне говорили, Ирод…

– Что же? – спросил он со страстью в голосе.

– Тиверий остается… очень свежим.

Ирод уронил голову на грудь, он выглядел усталым и разочарованным. Казалось, его лишили последней надежды.

– Ты прав, Пилат. Тиверий еще крепок. А поэтому Тиверий есть Тиверий, а Ирод всего только Ирод.

Он зашмыгал носом. Я испугался, что старый пьяница начнет, как обычно, оплакивать самого себя. И немедленно заговорил на другую тему, надеясь, что время вступлений закончилось.

– Ирод, я пришел к тебе, чтобы поговорить об Иисусе.

– А что о нем говорить? Тема закрыта. Выпей чего-нибудь. Советую отведать шаласского вина, оно слаще лассумского, но куда приятнее белого кальзарского.

– Ирод, мы с тобой две лисицы, а лисицам не удается долго обманывать друг друга. Я слишком хорошо тебя знаю. После смерти твоего отца Палестину разделили на четыре части. Из четырех братьев лишь с тобой одним можно считаться. Ты прекрасно управляешь своей долей, Галилеей. Только ты по-настоящему достоин титула тетрарха. Стоит ли напоминать о том, что́ я думаю о твоем старшем брате? Из-за его бездарности Иудея давно стала моей заботой. Что касается двух других твоих братьев, ты давно уже понял, что они останутся мелкими царьками. Ты один, Ирод, имеешь право восседать на троне не только по крови, но и по таланту.

Ирод прервал меня издевательским смешком:

– Ты должен сообщить что-то очень неприятное, если так восхваляешь меня. Я жду худшего.

– Терпение, Ирод, терпение. Вы, евреи, потратили века, чтобы вас завоевали, захватили, обратили в рабов. Ваша история – цепь сплошной покорности. А знаешь почему? Не потому, что вы слабы. Напротив, у вас много силы и не меньше мужества. Нет, все оттого, что вы слишком раздроблены. Даже ваша вера в этого единого безымянного Бога переживается каждым по-разному, и вы находите в вере средство, чтобы противостоять друг другу. Ты – сын Ирода Великого, самый близкий к отцу, единственный достойный его наследия, и я знаю, о чем ты мечтаешь: ты хочешь объединить страну под властью одного царя и дать ей единую веру. Как царь, ты сделал свой выбор. Ради веры ты выбрал Иисуса, а вернее, культ Иисуса. Ты пытаешься теперь собрать всех вокруг себя, в том числе и Иисуса. Ты готов изгнать любого чужеземца со своей земли, и меня в первую очередь.

Ирод с улыбкой смотрел на меня.

– Ты закончил свою речь, Пилат?

– Нет!

– Значит, я отвечу тебе позже. После твоего урока. Позволишь мне выпить вместо того, чтобы делать записи?