Евангелие от Пилата

– Но если ты не Мессия и не Илия, почему ты погружаешь тела в воду? Кто дал тебе право смывать наши грехи?

– Я – предтеча Христа. Идущий за мной стоит среди вас. Тот, у которого я недостоин развязать ремень обуви.

Люди на берегу переглянулись: каждый спросил себя, следовало ли истолковать слова Иоанна как пророчество, ведь они означали, что Мессия уже находится на берегу Иордана.

– Я лишь расчищаю дорогу царю, расчищаю путь покаяния. Но он здесь, он, сын Бога, возвещенный пророком Даниилом.

На берегу никто не шелохнулся и не двинулся вперед, и все решили, что это просто красивые речи. А я содрогнулся: мне на мгновение показалось, что, несмотря на расстояние, Иоанн Смывающий грехи устремил свой пронзительный взгляд на меня.

Успокоенные его словами, посланцы Храма ушли в Иерусалим, этот Иоанн был очередным безопасным провидцем. Пока он будет стоять в своем болоте и погружать паломников в воду, он не станет оспаривать власть у сильных мира сего.

День стал клониться к вечеру, и я решительно ступил в воду, чтобы Иоанн очистил меня от грехов. Видя, что я иду к нему, Иоанн нахмурил брови:

– Я тебя знаю.

– Я – твой двоюродный брат, сын Марии, родственницы твоей матери Елисеветы. Я пришел из Назарета.

Он еще сильнее нахмурился, словно не понимал меня. Я медленно повторил:

– Ты узнаёшь меня, потому что я твой двоюродный брат.

– Я узнаю́ тебя как избранника Бога.

Его удивили собственные слова. Он глядел на меня, явно испытывая смущение. И вдруг закричал, чтобы каждый мог расслышать:

– Вот – Агнец Божий, который берет на себя грехи мира!

Он прокричал эти слова с непререкаемой убежденностью. Я чувствовал, что толпа на берегу застыла в неподвижности, наблюдая за этой сценой. Взгляды людей впились в меня. Я не знал, что сказать и что сделать. И быстро прошептал:

– Омой меня, и покончим с этим.

Но Иоанн возмущенно воскликнул:

– Скорее тебе надобно омыть меня! Я призывал тебя всей душой, и ты явился. Радость моя исполнилась.

Это было выше моих сил. Ноги мои подкосились, я пошатнулся, и Иоанн на руках вынес меня на берег. Там за мною принялись ухаживать Андрей и Симон, пытаясь отогнать толпу, жаждавшую узнать, кто я такой. Женщины говорили, что в момент, когда я потерял сознание, с неба спустился голубь и крылом осенил мое чело.

Я этого не видел.

Обряд, совершенный Иоанном, открыл мне врата в иную жизнь…

Прекрасная и безучастная синяя ночь. Невероятное безмолвие.

Ожидание опустошает меня. Я предпочел бы говорить, сражаться, действовать… А вместо этого поворачиваю голову, вслушиваясь в малейший шум, надеясь уловить бряцание оружия. Нет, я не спешу умирать, но хочу, чтобы окончилось ожидание. Лучше смерть, чем агония. Почему медлят солдаты? Так ли долго идти от Храма до Масличной горы…

У лис есть норы, у птиц – гнезда, а мне негде преклонить голову.

Когда я очнулся, Андрей и Симон засы́пали меня вопросами. Кто я? Что делаю здесь? Почему Иоанн объявил меня Помазанником? Почему я притворялся простым паломником? Могут ли они последовать за мной и посвятить мне свою жизнь?

– Я – никто. Я не понимаю, что сказал Иоанн. Я всего лишь плохой плотник из Назарета, и нерадивый прихожанин к тому же.

– Ты родился в Назарете?

– Нет. На самом деле я родился в Вифлееме, но это долгая история…

– Так было записано, Михей возвестил: «Помазанник явится из Вифлеема».

– Вы ошибаетесь.

– Ты – потомок Давида?

– Нет.

– Ты уверен в этом?

– Не знаю… Старая семейная легенда гласит… что… Помилуйте, есть ли хоть одна семья в Палестине, которая бы не возводила свою родословную к Давиду?

– Итак, это ты: Помазанник – из колена Давидова.

– Вы всё переиначили!

– Чему ты нас будешь учить?

– Ничему. Совершенно ничему.

– Ты считаешь, что мы недостойны тебя?

– Я этого не говорил.

Оставалось сделать одно – удалиться.

Я должен был бежать от пустой болтовни, я не желал подвергаться какому-либо давлению. Тридцать лет все, кроме меня, имели собственное мнение о моей судьбе. Погребенный под грузом советов, заблудившийся среди сотни дорог, набожный для одних и безбожник для других, признанный, отвергнутый, гонимый, удерживаемый, обожаемый, оскорбленный, оболганный, почитаемый, выслушиваемый, презираемый, я перестал быть человеком, а превратился в пустую харчевню на перекрестке множества дорог, куда каждый являлся со своим характером, своим жизненным опытом и своими убеждениями. Я стал эхом чужих голосов.

И я бежал.

Я укрылся среди невозделанных земель, где не было людей, где растительность дика и бедна, где редки источники воды. Я ушел туда, где не опасался с кем-либо встретиться.

В пустыне я желал встречи лишь с самим собой. Я надеялся понять себя среди полнейшего безлюдия. Я должен был узнать, кто я.