Евангелие от Пилата

Вначале поиски казались бесплодными. Я испытывал раздражение, усталость, голод, страх перед завтрашним днем… Но уже через несколько дней волнения, омрачившие последние недели, улеглись, привычная сдержанность вернулась ко мне, я вновь превратился в ребенка из Назарета, окунулся в чистое ожидание жизни, обрел любовь к каждому мгновению, восхищение перед всем сущим. Боль ушла, но явилось разочарование. Неужели человеку не достичь совершенства? Неужели он навсегда остается ребенком, а зрелость – лишь маска? Неужели, срывая лохмотья взрослого человека, обращаешься в дитя? Неужели годы добавляют лишь волосы, бороду, заботы, ссоры, искушения, шрамы, усталость, похоть, и ничего больше?

И тогда свершилось мое падение.

Падение, опрокинувшее всю мою жизнь. Кто толкнул меня?

Ибо я падал, не двигаясь с места.

Я сидел на вершине высокого лысого холма. И мог видеть вокруг себя лишь бескрайнее пространство. Единственным движением, которое я ощущал, было течение времени. Я погрузился в умиротворяющее бездействие. Я положил ладони на колени и вдруг, даже не шелохнувшись, начал падать…

Я падал…

Я падал…

Я падал…

Я обрушился внутрь самого себя. Разве мог я предполагать, что существуют такие крутые обрывы, головокружительные пропасти, глубины внутри человеческого тела? Я летел в пустоту.

И чем быстрее я падал, тем громче кричал. Но скорость гасила мой крик.

Потом я ощутил, что полет замедлился. Я становился невесомым, сливаясь с воздухом. И сам становился воздухом.

Падение почти прекратилось. Оно делало меня все легче. И я воспарил.

Преображение медленно завершилось.

Я не узнавал себя. Я не чувствовал своего тела. Я продолжал мыслить, но я перестал говорить «я».

Я окунулся в океан света.

Тут было тепло.

Тут я понимал все.

Тут я познал всю полноту веры.

Я спустился в кузницу жизни, в центр, в очаг, туда, где все соединяется, образуя единое целое. Внутри себя я нашел не себя, а нечто большее, чем я, более значимое, чем я, море кипящей лавы, бесконечную и постоянно меняющуюся первопричину, в которой не различал ни слова, ни голоса, ни речей, а был охвачен новым ощущением, ужасающим, необъятным, единым и неистощимым. В меня вселилось чувство всеобщей справедливости.

Сухой шорох лапок бегущей ящерицы вернул меня к действительности. В одно мгновение я всплыл после бесконечного падения и был вырван из сердца Земли.

Сколько времени пролетело?

Мирная ночная прохлада обвивала меня, даруя отдых выжженному песку, жаждущим травам, словно вознаграждая их за дневное пекло.

Я блаженствовал. Я уже не ощущал ни жажды, ни голода. Недоумения перестали терзать меня. Я ощущал, что насытился духовно.

Я не нашел себя в глубине пустыни. Нет. Я обрел Бога.

И с того дня я ежедневно совершал это путешествие внутрь самого себя. Я карабкался на скалу и нырял в глубины своего существа. Я желал разгадать тайну.

И каждый раз я попадал в океан неземного света, бросался в его объятия и проводил в этих объятиях бесчисленное количество часов.

Я вспоминал, что когда-то смутно улавливал этот свет, когда молился ребенком, или подмечал его в чьем-то взгляде, а теперь знал, что свет этот держит и объединяет мир, но никогда не думал, что он достижим. Во мне вмещалось больше, чем просто я. Во мне вмещалось нечто целое, отличное от меня, но мне не чуждое. Во мне скрывалось нечто большее, но единосущное мне, непознаваемый источник знаний, непостижимый ключ к разгадкам бытия, начало моей жизни. Во мне был Отец, чьим Сыном я являюсь.

На тридцать девятый день пребывания в пустыне я решил вернуться к людям. Я обрел больше, чем надеялся обрести. Но когда подходил к прохладной, укрытой тенью реке Иордан, увидел на земле мертвую змею. Пасть ее была открыта, змея уже разлагалась, привлекая к себе полчища муравьев, но ее желтые мертвые глаза словно лучились ядовитой насмешкой.

Меня вдруг поразила страшная мысль: а если меня искушал дьявол? А если я все тридцать девять дней витал среди грез, порожденных Сатаной? А если переполнявшая меня сила исходила от лукавого?

Мне следовало провести в пустыне сороковую ночь.

И это была ночь, когда опрокинулись все мои воззрения. То, что казалось мне ясным, вдруг затягивалось туманом. Там, где раньше я видел добро, теперь я подмечал зло. Когда мне казалось, что я осознаю свой долг, в мою душу закрадывалось подозрение в собственном тщеславии, высокомерии, гибельной гордыне! Как я мог поверить, что связан с Богом? Не была ли эта вера безумием? Откуда во мне могло возникнуть понимание праведного и неправедного? Не было ли новое знание иллюзией? Как я мог присвоить себе право говорить от имени Бога? Не было ли это притязанием на верховную власть? Не встану ли я, выйдя из пустыни, на путь обмана, увлекая за собой других в пучину постоянной лжи?

Я не получил ответа на свои вопросы. Но утром сорокового дня я наконец примирился с самим собой.

Я преодолел все сомнения и поверил: мои ошибки, тяжкие размышления вели меня к Богу, а не к Сатане. Я поверил: мне предстоит совершить нечто благое. Я поверил в себя.