– Вы знаете, я обожаю украинскую еду. Борщт, пироги, капустняк, – это всё очень вкусно. Не то, что эти дешёвые сэндвичи нашего фаст-фуда. Вы умеете готовить хороший борщт? – в голосе Кэй появилось оживление.
– Да, конечно, – поспешила признаться Катерина.
– Какой ужас. Там ведь столько ингредиентов, это такая морока – рубить эти овощи. Я надеюсь, вы пользуетесь процессором? – Кэй посмотрела на Катерину с состраданием.
– Нет, я без проблем рублю всё сама.
– Ах, какой, должно быть, сложной была ваша жизнь на украинской земле! – воскликнула Кэй; Мисс Эмили недовольно покосилась на неё и покачала головой.
– В России, – поправила Катерина, – а не на Украине.
– О, тем более! На Украине хоть есть курорты. А в Сиберии? В Сиберии идёт снег. У вас много снега?
– Много, – честно призналась Катерина.
– А супермаркеты у вас есть? – Кэй достала из маленькой лаковой сумочки коробочку с мятными леденцами, закинула один в рот и протянула остальное Катерине, – возьмите!
– Спасибо, я не хочу.
– Возьмите-возьмите, у вас неприятный запах изо рта. Не стоило пить этот кофе, – судя по виду рук Кэй, ей было лет сорок пять. Катерина послушно взяла два леденца из коробочки.
– Так есть у вас супермаркеты?
– Ни одного, – внезапно строго ответила Катерина.
– А где же вы берёте продукты для борщта? – Кэй высоко подняла аккуратно выщипанные брови.
– Мы всё заказываем из Америки по интернету. Спасибо Биллу Клинтону и эре интернет-коммерции.
– Не может быть! – Кэй восхищённо присвистнула.
– Да, это так. Некоторые вещи из Китая.
– А как же собственные огороды? У нас в сороковых годах люди разводили собственные огороды, чтобы помочь государству справиться с кризисом, – не сдавалась Кэй.
– Нет, такого у нас нет, под снегом ничего не вырастишь.
– А вера? Можно ли вам верить в Бога?
– Конечно.
Этот ответ озадачил Кэй и она нахмурилась.
– А почему же тогда мы кормим столько украинских мигрантов, которые приезжают потому, что, якобы, их из-за веры преследуют? – нашлась желтозубая американка через минуту размышлений.
– Не знаю.
– Но они разводят здесь огороды!
– Значит, не вы их кормите.
– Логично, – Кэй нахмурилась и замолчала. Некоторое время она ничего не говорила, но, было слышно, как она гоняет во рту леденец.
Некоторых послушать, так любовь – это сиськи мять или новый айфон выпрашивать. А Катерина увидела её иначе; любовь – это когда одним взмахом мачете рассекаются подколенные сухожилия и, не успев почувствовать боли, ты падаешь на колени, не в силах более двигаться самостоятельно. Боль приходит с небольшим опозданием, потом – исцеление. Но, если любовь коснулась своим лезвием однажды, походка переменится навсегда.
В одну решающую минуту Ваня стал всем, и всё стало Ваней. Вселенная кружилась в такт волшебной музыки, которая рождалась в голове Катерины и разливалась чудодейственными приливами по венам от одного лишь его телефонного звонка. Он был моложе и здоровей Барина, – восхитительное своим совершенством тело, полное здоровья и силы, – он словно был изваян Бенвенуто Челлини.
Она любила его страстно, яростно, преданно, нежно и не могла надышаться его запахом, налюбоваться его строгим и, одновременно, весёлым лицом. Истосковавшись по родной речи, Катерина слушала русского Ваню, как внимает измученный жаждой путник журчанию долгожданного ручья, обещающему и утоление этой жажды, и сладость, и покой. Она любила его за то, что он был молод. Она любила его ещё больше за то, что он был русским. За то, что он слушал ту же музыку, что и она, за то, что смеялся над теми же анекдотами.
Его поцелуи были божественны, от них было больно оторваться. Она ждала каждого его прикосновения, как ребёнок ждёт заветного подарка. Близость с ним её разочаровала, но другие, искристые чувства слепили и глушили её: Катерина была счастлива только от того, что Ваня был рядом. Ночные прогулки под цветущими деревьями, встречи на берегу чёрного озера, покрытого золотыми кувшинками и зелёной вязью водорослей, аромат юного вашингтонского лета, луна и звёзды, увеличенные оптическим прицелом снайперской винтовки; Ваня был стрелком.
Много позже, когда Катерина вспоминала о встречах с Ваней, ей в голову приходили два слова – «я жила». Ни до, ни после него таких чувств ей испытывать более не приходилось.
Бывало, Барин выходил в ванную и включал душ, чтобы поговорить с кем-то по телефону. Катерине не волновалась, хотя она и понимала, что разговаривает он с женщиной. Она не обращала особого внимания на странные звонки, на то, как он старательно прихорашивается перед тем, как выйти «по работе» в пятницу вечером. Она догадывалась, что, возможно, у него уже есть другая, но, после ударов, муж стал ей безразличен, и Катерина не ревновала. Ваниной же измены перенести она не смогла.