Евангелие от психопатов

Ещё у Дэвида есть охотничий зал с чучелами его африканских трофеев. Это отвратительное зрелище; головы несчастных животных вызывают у Катерины острое чувство брезгливости. Камин в этом зале украшен затейливой мозаикой, лицо Дэвида аж удлиняется от гордости, когда он рассказывает о ней; её изготовил и выложил какой-то французский художник. Если бы не отрезанные головы животных, Катерине бы тоже понравилась эта мозаика, но она ненавидит охоту.

Рояль. На первом этаже, возле входа. Разуваться никто не будет, руки мыть тоже. С порога – сразу бряцать по клавишам. «К Элизе» ещё никогда не звучала так издевательски; Бетховен не знал, что его нежную пьесу будут играть немытыми руками с выражением адского самодовольства на лице. Ах, какая же разносторонняя личность этот Дэвид. Он тоже брал уроки музыки. Теперь он хочет, чтобы русская поучила его играть на фортепьяно. Может ли Катерина научить его играть вальс Грибоедова за одно занятие? Сочинял ли музыку Пушкин? Может ли Катерина заниматься сексом с Дэвидом во время занятия?

Господи. Этот пожилой адвокат сошёл с ума, или просто деревенское сознание простой русской девушки Кати пока не готово принять ход мысли и жизненный образ человека, относящего себя к американской правовой элите.

Крещение Алисы Мартовским Зайцем. Не путать со скрещиванием.

Игровая комната с бильярдным столом и рулеткой. Занимались ли вы сексом во время игры в американский пул? Нет?! А хотели бы? Нет?! Какая скованность, какая внутренняя боль! Катерине хотелось веско и достойно ответить ему, как-то парировать, чтобы он прекратил задавать ей эти дурацкие, унизительные вопросы. Но, рядом с Дэвидом она чувствовала себя Маугли, которого почти загипнотизировал Каа.

Роскошная библиотека, в которой никто не бывает, – видно же, что эти полки с золочёными корешками просто служат декорациями. Нельзя винить Дэвида; на чтение Оскара Уайльда времени не остаётся, – есть слишком много других дел, ведь нужно оплачивать весь этот шик. Головы животных и мозаика просят денег, автомат с попкорном нужно обслуживать, изумрудные лужайки требуют уплаты налогов. Садовник, горничная, мэрия, казначейство. В этом потоке дел не до чтения сказок Гофмана, – найти бы минуту, чтобы деловито перелистать свежее издание процедурального кодекса.

В доме Форда нет детских комнат, – дочери Дэвида выросли и упорхнули. Нигде не осталось милых сентиментальностей вроде старых кукол, лошадок, розовых пуантов под стеклом. Фотографий дочерей на стенах тоже нет, но есть гордый портрет бывшей жены Дэвида, – стоящая на лыжах безупречная блондинка в красном комбинезоне триумфально улыбается фотографу двумя рядами белоснежных бусин. Подписано чёрным маркером: «Швейцарский курорт. От всего сердца, 1977». Кати ещё и в планах не было, а эти люди уже от всего сердца рассекали на горных лыжах по швейцарским курортам. Катерина вдруг испытала смешанное чувство смущения и торжества. Она – моложе. С Дэвидом она ощущала свою молодость и свою красоту, несмотря на то, что ей было уже немного за тридцать. В просторном холле ещё один портрет красавицы из семидесятых. Понятно – тогда жена нравилась. А сейчас, много лет спустя, что осталось от её блистательной красоты? Но сам Дэвид почти не изменился, причём, перемены, за исключением седины, – к лучшему. Он так и остался долговязым очкариком с кислой физиономией, источающей надменность. Зато, подкачал грудь и бицепсы, приоделся! А жена? Сколько ей сейчас, лет под шестьдесят? Кого она волнует теперь? Уже точно, не Дэвида. От прошлого остались лишь эти снимки, нужные самолюбию Дэвида портреты жены-трофея, супруги, которой можно было гордиться в мире корпоративных адвокатов. Портреты детей не нужны в этом кукольном замке большого мальчика, который отчаянно сопротивляется старению и обставляет свой дом всё новыми игрушками, придумывая себе забавы. Одной из этих забав, очевидно, должна была стать Катерина. Русская брюнетка с печальными глазами. Она играет на скрипке и фортепиано, поёт и умещает в своей голове всё собрание стихов Пабло Неруды, а это занятно. Ни одна красотка из его офиса не знает даже, кто такой Неруда. Ещё его восхищает то, что она знает наизусть все либретто к мюзиклам Уеббера; а ведь музыкальный театр – это тайная страсть Дэвида. Интерес Катерины к мюзиклу особенно приятен прижимистому адвокату; билеты в театр стоят на порядок дешевле, чем в оперу, а до Пуччини эти двое не дотягивали.

Привлекательных женщин, доступных Дэвиду, очень много, но некоторые способности Кати в его глазах делают её чем-то вроде кабанчика с щетиной редкой расцветки или бобра-альбиноса. Таких, как она, в коллекции Дэвида ещё не было. Интересно, может ли Катерина декламировать на испанском и заниматься сексом одновременно? Было бы неплохо!