Ее дважды приглашать не надо — она на его кровать забирается, в ногах оставляя коробку с подарком, коленки подтягивая к груди, и вздрагивает от неожиданности, когда он, на локтях приподнимаясь, накидывает ей на плечи край одеяла, закатывая глаза: мол, что ты за неприспособленный ребенок, и за что ты мне досталась вообще такая? Каким наказанием? За какие она ему грехи, она и сама не знает, но раз есть, значит, было за что. Ей неудобно быть так близко к нему, хотя была вот уже столько раз — теперь неудобно. Особенно сейчас, когда до ритуала осталась даже не неделя. А он на нее смотрит с усмешкой, и ей почему-то хочется показать ему язык, мол, как ты, так и я.
— Ну и что? — Ваня брови вскидывает, мол, давай, признавайся, в чем дело. — Раз ты так рано ко мне пришла, значит, в чем-то дело. Значит, ты хотела чего-то, и вряд ли хотелось тебе посидеть тут и на меня попялиться.
Она, на самом деле, вовсе не против попялиться, но он прав — она отмирает, с плеч одеяло скидывает, потому что иначе не дотянуться до коробки, подцепляет ее, к себе тянет, и натыкается на заинтересованный ванин взгляд, глаза обратно подняв. Улыбается довольно — сумела-таки его заинтересовать.
— Итак, дорогой мой Иван, — она щурится хитро, уже готовится продолжить, только вот паузу выдержит — не продолжает.
— Твой, чей же еще, — он ее, если уж на то пошло, не совсем и перебивает, она сама замолкла, вот только от этих его слов хочется спрятаться, и щеки краснеют. Она бы ему сказала, чей он еще, но это значит, что ей придется напомнить себе и ему вслух, что она его подталкивает на измену и вообще на довольно подлый поступок. Надо это отмести и продолжать так, как будто ничего не происходит. Как будто все нормально.
— А будешь меня перебивать, подарка не получишь, — Саша фыркает, губы на миг надувает картинно. Помогает. — Так вот, дорогой мой Иван, здоровья желать не буду, потому что, если что, сама вылечу. Удачи желать не буду, потому что, если надо, амулетов наделаю. Ума тоже не буду желать, тут сам справляйся, по-моему, с этим у тебя проблем нет. Счастливым будь, ладно? Уж постарайся. И не забывай, что зима близко.
Он смеется громко, заразно — сдержать смешок не получается — а потом снова, когда коробку открывает. Шапку и шарф ему она сама вязала, носки и перчатки выбирала так привередливо, будто надеялась, что он в них как минимум лет десять проходит, а на дне термокружки старательно рисовала символы, которые иногда подзаряжать магией придется, но работать они будут постоянно. Ему, похоже, нравится — конечно, крутые парни шапки не носят, но что-то ей подсказывает, что этот крутой парень будет. Внутри что-то на миг вздрагивает, когда он коробку с подарками откладывает в сторону и притягивает ее к себе, когда губы его прижимаются к ее виску — на миг, потом она заставляет себя успокоиться.
— Какая ты у меня заботливая, — он посмеивается, и Саше хочется закричать — она это желание в себе давит. Она давно поняла, что он не замечает ее чувств, и больше даже не пытается, но это «у меня» сбивает ее с толку и почти задевает. Она уверена, Ваня не имел в виду ничего из того, что она хотела бы от него услышать, и знает, что он не обязан подбирать выражения так, чтобы не задеть ее, особенно учитывая что он не в курсе того, что она чувствует, и все же.
— Заметил, наконец, — она в ответ все-таки смеется, заставляет себя. — Не только тебе обо мне заботиться, знаешь ли.
Его заботливость никуда не делась, в отличие от расслабленности и спокойствия в те моменты, когда они вдвоем. Кажется, дамокловым мечом над ними повисло то, что им предстоит почти через неделю — она старается не думать об этом постоянно, но не может. Камни разложены по ячейкам коробочки, точное и необходимое число каждого, травы в тканевых мешочках ждут своего часа, другие уже настаиваются, по точным рецептам от тети Иры, что-то с полнолуния, а что-то с этой ночи, с новой луны. Все должно пойти как надо. Все должно быть хорошо.
Она все равно не может перестать нервничать.
Тетя Лена на кухню заходит, когда она уже кофе доваривает для Вани и ждет, пока кипяток чуть остынет, чтобы заварить себе травяной чай, целует ее в висок и к чайничку принюхивается, прежде чем кивнуть одобрительно. Саша ей сказала о том, что Ваню о помощи попросила, всего неделю назад, и ожидала чего угодно, но не совсем материнской доброты и обещания сделать все, что от нее зависит, чтобы все прошло как надо. Впрочем, удивление быстро прошло, и на смену ему пришел стыд за то, что она вообще сомневалась — неужели ей было недостаточно того, как хорошо с ней обращались все это время?
Да, подсказывает противненький внутренний голосочек, но когда тебя воспринимают как дочь, это одно, а совсем другое — когда ты собираешься к ее сыну в постель запрыгнуть. Пусть, технически, постели там и не будет, а все же. Саша себя успокаивает, говорит себе — все будет хорошо. Все будет как надо. Если уж тетя Лена не против, если не выносит ей мозги и не обрушивает проклятья на ее голову, значит, все должно и правда пойти нормально.