Ситуация вся как из театра абсурда, из какой-то бессмысленной комедии, или как из анекдота. Не хватает только того, чтобы Алена ей в волосы вцепилась. Саша фыркает, смех еле сдерживая — скорее нервный, чем искренний, но все же смех, который, получается, может кого-нибудь обидеть.
— Потому что если Ваню спросить, хорошо ли пахнут его духи, он не даст тебе их понюхать, а побрызгает на тебя, — она плечами пожимает, мол, ну, а что я могу поделать с этим. Ваня рядом кивает виновато, подтверждая ее слова. — Зеркалим мы друг друга всегда, потому что с кем поведешься, от того и повадок наберешься, а мы в одном доме уже шесть лет живем, ну уже заметить можно было за год, Тифф. И смотрим друг на друга тоже поэтому, привыкли уже.
А с футболкой, думает она, так получилось. Вряд ли кого-то правда интересует, почему они одеты похоже. Вряд ли кого-нибудь успокоит, если она скажет, что выбирала, что ему надеть, да еще и по его просьбе. Но Алена, похоже, немного успокаивается, хоть и смотрит все еще как-то странно, и Ваню тянет к себе, поцеловать на прощание. Саша это понимает — они ведь пара, пусть даже прощание будет недолгим, всего лишь до завтра, ничего удивительного в том, что они хотят поцеловаться. Саша не хочет этого понимать. Собственный поцелуй с Даней почти не задевает ее сознание, остается почти автоматическим, почти неосознанным. Ваня, когда Алена от него отлипает, кажется почти довольным жизнью.
Слишком много «почти», думает она, разуваясь, чтобы ноги поджать, уже пристегнувшись. Почему не может быть ни одного «совсем»? Почему все не может быть хорошо? Потому что, приходит осознание, хорошо не может быть для всех. Хорошо для нее наверняка было бы быть вместе с Ваней. Хорошо для Вани — быть с Аленой. А она ему в этом мешает. Ей стыдно за то, что она попросила его о помощи — стыдно даже не перед Аленой, а перед ним. Наверное, это и превращает его «совсем» в «почти», кажется ей — она не берется судить. Кто в своем уме будет копаться в чужой душе без приглашения? Уж точно не она.
Она почти засыпает по пути, просыпается, когда Ваня останавливается во дворе, в гараж не заезжая — странно. С чего бы ему? Но он к ней поворачивается, не то серьезный, не то растерянный, и Саше кажется, она знает, о чем он хочет поговорить.
Она не ошибается. В этот раз, по крайней мере.
— Даня в тебя влюблен серьезно, похоже, — говорит он. В полутьме сложно рассмотреть его лицо как следует. — Почему не он?
Потому что он никогда не был тем, кого она хотела, думается ей. Но это не главная причина. Не может быть главной причиной. Она не может ее озвучить. Она готова была забыть об этом, если бы все остальное пошло как надо.
Не пошло.
— Потому что он не готов принять меня той, кто я есть, и вряд ли когда-либо будет готов. Он не верит в это все. Скажи я ему, что нам надо заняться сексом на алтарном камне, он меня в дурку сдаст, — она фыркает невесело. Ваня смешок давит — уже легче. — Вань, я с ним говорила. Я пыталась подвести его к этому. Не думай, что я так рада тому, что тебе некомфортно из-за меня. Но если это не произойдет сейчас, это не произойдет еще довольно долго. И не факт, что тогда будет рядом хоть кто-то, кто сможет мне с этим помочь.
— Тебе самой-то от этого комфортно? — он брови приподнимает вопросительно, мол, ну же, ответь мне. Нужен ли ему правда ответ, или он просто хочет, чтобы она сказала, что ей так же сложно, как и ему? — Мы шесть лет росли как брат и сестра, Саш. Я не уверен, что ты бы смогла меня даже поцеловать.
Его губы, когда она к ним своими прижимается, сухие совсем. Он жмурится — не хочет ее видеть, наверное, или представляет Алену на ее месте — и она жмурится тоже, чтобы не мучиться этим вопросом. У его поцелуя вкус совершенно отвратительного кофе, что он выпил в баре, и совсем немного — мятной жвачки, что он жевал до тех пор, и остановиться кажется нереальным, но их будто раскидывает в разные стороны, когда кончик его языка касается ее нижней губы. Пальцы дрожат, пока она нащупывает кнопку, отстегивающую ремень безопасности.
— Алене все-таки невероятно повезло, — фыркает она, горечь даже не скрывая. Позволяет себе это, не уверенная, что он не поймет. Не думает об этом сейчас, не может думать. — Спокойной ночи, Вань.
Ей хочется плакать, когда она прижимается спиной к двери своей комнаты, закрыв ее за собой, но плакать смысла нет. Она сама все испортила. Она сама всегда все портит. Никто не виноват в том, что она делает.
Только вот от этого не легче.
========== Глава 22 ==========
Когда небо гаснет, красно-фиолетовые облака темнеют, Саша Ваню берет за руку. Он может знать, где находится тропа, хоть наизусть, но не шагнет ли он с нее? Не стоит рисковать, не стоит приманивать нечисть — ее и так будет слишком много сегодня, она знает. Ей это уже снилось — горящие глаза вокруг поляны, попытки пробраться внутрь, добраться до источника магии, которая позволит им просуществовать еще какое-то время. Не до нее — никакая нечисть не станет связываться с ведьмой – а до него.
За него она всегда боится больше, чем за себя.