Евгений Мартынов. Белокрылый полёт

Начало осени. Начало учебного года. Мимо меня проходят молодые ребята с музыкальными инструментами в футлярах. Они, конечно же, направляются в музыкальное училище. Вот и я поворачиваю из парка на улицу Лермонтова и следую за ними. В течение десяти лет осень начиналась для меня с этого маршрута – сначала в музыкальную школу при училище, а затем в само училище. Четыре года ходил этим маршрутом и Женя. В наши времена занятия и в школе, и в училище начинались ровно в 8 часов утра, не так как теперь – в 9, 10, а то и 11. Являясь «совой» по своему психофизиологическому складу, я чем дальше, тем с большим трудом преодолеваю ранние подъёмы. А вот Женя, наоборот, любил «петь жаворонком». Он засветло приходил в училище, порой вообще до открытия сторожем дверей, и спускался в подвал, отведённый духовикам под «официальное место» для занятий. Женя приходил пораньше, чтобы успеть ещё и на фортепьяно позаниматься, и поимпровизировать, когда никто не мешает и не слышит. Но его игра и импровизации звучали всё уверенней и ярче и не могли быть неуслышанными. Тем более его педагогом по специальности, который однажды прямо сказал родителям об их сыне-третьекурснике:

– Вспомните когда-нибудь мои слова: Жене кларнета будет мало, его талант потребует многосторонней реализации.

Когда Женя заканчивал Донецкий музпединститут, директор училища Василий Иванович Орлов направил в ректорат института заявку на распределение выпускника Е.Г. Мартынова в родную артёмовскую альма-матер. Его просьбу удовлетворили, хотя одновременно дали отлично защитившему диплом выпускнику направление в аспирантуру. Нужно также подчеркнуть, что открытым для брата оставался тогда и вопрос о призыве на срочную военную службу. Василий Иванович подал заявку на Мартынова не совсем по своей инициативе. А дело обстояло таким образом: Женя, при посредничестве Бориса Петровича Ландаря, договорился с директором о том, что последний выпросит из Донецка выпускника Мартынова в Артёмовск, а потом отпустит «распределённого» молодого педагога на все четыре стороны. Всё шло, как замышлялось. Да вдруг случилась закавыка: директор училища в последний момент передумал отпускать Мартынова (а скорее всего, с самого начала не собирался этого делать) – уж слишком хороший и тем паче родной «кадр» поступил в его распоряжение. Дошло до скандала и угроз об обращении в министерство культуры с требованием лишить Мартынова диплома. Отношения между Женей и Василием Ивановичем ухудшились до полного разрыва.

В ответ на родительские уговоры поработать немного дома Женя коротко и твёрдо заявил:

– Я здесь не останусь!.. Я себе цену знаю.

Это, наверно, было единственное нескромное заявление о себе, которое я слышал из уст брата.

Не повлияли на директора и доводы Бориса Петровича о «большом будущем» Мартынова, в котором Женин педагог ни на йоту, ни на ноту не сомневался.

– Отпустите вы Мартынова, Василий Иванович! Мы его в Артёмовске всё равно не удержим! Поймите, он птица другого полёта. Не держите его, я вас прошу, – пробовал уломать директора педагог.

И хоть потом, через несколько лет, Василий Иванович убедился в правоте Бориса Петровича и потому не хранил в душе зла на «выпорхнувшего из рук», не покорившегося ему «молодого кадра», Женя в училищных пенатах официально никогда более не появлялся.

Сколько было таких выступлений – в Колонном зале, театре эстрады, концертном зале «Россия», ЦДРИ, Доме Советской Армии!..

А тогда, в сентябре 1971 года, я пришёл на первый урок по специальности, будучи учеником 6-го класса музыкальной школы. Но мой педагог Лариса Павловна Голубь сразу же меня отпустила домой и попросила, чтобы в училище пришли мои родители. На следующий день мама, явившись «по вызову», узнала, что Юрий Мартынов исключён из школы. А причину исключения Василий Иванович Орлов обосновал так:

– Если вашим детям наше училище говном воняет, то пусть учатся в другом месте!..

С большим трудом удалось оставить меня в школе. Оскорблённый директор долго ставил вопрос ребром:

– Младший будет здесь учиться, только если старший будет здесь преподавать!

Женя, узнав о таком повороте дела, искренне и тоже эмоционально недоумевал:

– Пусть жалуется на меня в институт и в Киев! Пусть требует лишения диплома! Но Юрка-то здесь вообще при чём?!

К занятиям, благодаря поддержке моих и Жениных педагогов, меня, повторюсь, допустили. Однако отцу директор категорично заявил тогда:

– Хоть мы с тобой, Гриша, вместе в одном оркестре играли, но Юрку твоего я в училище теперь не возьму, что бы он из себя ни представлял! Так и знай.