Женя быстренько усадил супругу в машину и на максимально допустимой скорости (однако стараясь не трясти охающую жену), как на крыльях, помчал к родильному дому. Эллу сразу же положили на кушетку для рожениц, и уже через 20 минут новорождённый Сергей Мартынов звонко – от души – кричал в руках опытной сестры-акушерки, кстати Жениной соседки по лестничной площадке. Заранее, негласно (чтобы, чего доброго, не сглазить) брат решил: если родится мальчик, назовём его Сергеем – в честь Есенина и Рахманинова, – а если будет девочка, пусть Элла назовёт как хочет.
И едва успел Женя по приезде домой выслушать по телефону счастливую весть о рождении сына, как тут же снова прилетел к роддому с ящиком шампанского и во дворе для всех женщин, любопытно глядевших на него из окон, во весь дух запел:
Это было 23 июля 1984 года, в понедельник. Во вторник утром брат попробовал дозвониться в Киев, чтобы сообщить тестю и тёще радостную весть об их дочери и новорождённом внуке. Телефон то и дело «срывался». В ответ на Женины потуги стали пробовать дозвониться в Москву киевляне: тоже ничего хорошего не получалось.
С Серёжей у рояля. 1987 г.
Наконец, во время очередной попытки Женя успел произнести в трубку:
– Вера Даниловна! Я так счастлив!..
И опять связь оборвалась. Через несколько часов судорожные тиканья телефона возобновились – результаты дозвона из Киева. Вроде соединилось!
Женя, уже навеселе, бодро хватает трубку:
– Вера Даниловна, ну наконец-то! Я хочу сказать, что так счастлив! Моя лапочка, девочка роди…
И снова короткие гудки…
Вечером звонок из Киева – через телефонистку (эта связь оказалась и проще, и надёжнее, чем АТС). В трубке, словно совсем рядом, взволнованный, громкий голос Веры Даниловны:
– Юра! Что там у вас?! Хоть ты можешь сказать? Кроме того, что Женя счастлив, мы целый день ничего узнать не можем!
– Элла вчера родила! Всё нормально, – воодушевлено отвечаю я, едва успев закусить после рюмки водки.
– Кого?! Кого родила?!
– Мальчика!
– Как мальчика? Женя что-то говорил про девочку-лапочку, а теперь выясняется, что мальчика. Отец там далеко? Ну-ка, дай его!
Женя берёт трубку и сразу во весь голос разливается:
– Я тебя своей Алёнушкой зову! Как я счастлив этой сказке наяву!.. – И в таком же духе минуты три без перерыва.
Отпев и верхнее «ля» покорив, брат облегчённо «приземляется»:
– Вера Даниловна! Алло!.. Я так счастлив!..
И вдруг голос телефонистки «непокобелимо» (крылатое Женино словотворчество) прерывает отцовские признания:
– Ваше время закончилось!.. Извините, линия перегружена. Сегодня продлить разговор уже не удастся.
На следующий день, утром, снова раздаётся «нетерпеливый» междугородный звонок:
– Алло, Москва!.. Киев на проводе. Говорите.
Опять бедная Вера Даниловна пронзительным голосом взмолилась в трубку:
– Юра! Доброе утро! Скажи, в конце концов, кто там у нас родился! Вы все, видать, так счастливы, что сами толком не знаете кто!
– Мальчик родился! Серёжка! Элла себя чувствует хорошо, скоро будем её забирать, – откашливаясь ото сна, хриплым голосом говорю я.
– А как же девочка, лапочка?.. Я тебя своей Алёнушкой зову?..
– Да это же Элла у Жени – девочка и лапочка! А «Алёнушка» – это просто песня от радости. Женя её всегда поёт, когда во вдохновении и заводе, вы же знаете сами.
– Ладно. Передавай всем привет. Короче, мы завтра приедем и сами разберёмся: Серёжка там у вас или Алёнушка. На вас надежды нет. Если Женя сможет, пусть встретит: поезд – как обычно, седьмой вагон. До встречи!
Мартынов, почти целый год воздерживавшийся от спиртного, наконец расслабился. Да и как тут было устоять: он – один, а друзей, приятелей и соседей – много, и все, заходя с поздравлениями, приносят по две-три бутылки сорокаградусного зелья. Два дня – вторник и среда – в сплошном веселье! И вот в «пьяный» четверг, в 7 часов утра, я пробую разбудить брата: вставай, дескать, нужно ехать на вокзал, Эллиных родителей встречать. Он ни в какую! Не поймёт даже, о чём речь. Тогда я его силой волоку в ванную, заставляю умыться и всё прочее сделать. Но проку тоже пока мало. Заталкиваю его под холодный душ и минут пять не даю вырваться «на волю».
После такой процедуры Женя на глазах, словно проснувшись, приходит в божеское состояние и, вытираясь, причесываясь и бреясь, обиженно бормочет в мою сторону:
– Брат называется… Консерваторию закончил, в Союз композиторов документы подал… Тебе не композитором быть, а эсэсовцем. В гестапо тебе работать надо. Карбышева ледяной водой поливать…
Так или иначе, ещё через полчаса Женя уже сидел за рулём почти как огурчик (да простит его задним числом ГАИ): причесанный, побритый, наодеколоненный и, удивительное дело, трезвый.
Я же, пытаясь продолжить весёлую линию этого события, решил разыграть, сбить новоиспечённого отца с толку и серьёзно говорю: