Евгений Мартынов. Белокрылый полёт

Очень часто внутреннее отношение к супруге у Жени менялось на полярно противоположное. Он мог вслух восхищаться своей «кисулей» и «лапочкой», желать мне найти такую же спутницу жизни… А через пару дней поделиться со мной примерно следующим:

– Я знаю, что вся Элкина любовь ко мне держится только на материальном комфорте. Когда трезвый, это порой настолько ясно понимаешь, что тут же приходят в голову две мысли: или разводиться, или напиться…

Слушая подобные откровения, я со своей стороны взял себе за правило не только не вмешиваться в семейную жизнь брата, но и не реагировать на неё. Ибо имел уже опыт неудачных попыток корректировать супружеские отношения Жени с Эвелиной, и мои попытки, естественно, ни к чему, кроме Эллиного крика, не привели. Женина супруга сразу застолбила за собой роль «теневого лидера» в семье, и потому я и наши родители сообразили: раз это в какой-то мере Женю устраивает, лучше в их союз со своими инициативами не соваться. Хотя, что лучше, а что хуже, кому определять? Тем более если думаешь об этом сейчас, перешагнув через годы и горе.

Объективности ради следует также заметить: как супруг и глава семьи Женя вряд ли был идеален и нередко сам себя называл «не подарком для семейного гнезда». Любой женщине было бы с ним трудно, так же как и Элле. Но разве может быть лёгким супружество с творческим человеком, к тому же вынужденным постоянно бороться за лидерство?..

Оглядываясь в прошлое и не смея ни в чём упрекать чужую жену, я, однако, думаю, что Элла теперь, став просто-напросто старше, сама понимает, что была, наверное, когда-то в чём-то (как хранительница домашнего очага) неправа. Она сама теперь, я надеюсь, знает не хуже других (и без их подсказок), что

и когда ей следовало бы сделать лучше, гибче, умнее и, главное, своевременней, дабы избежать многих семейных огорчений, а возможно, и самого большого несчастья.

Хотя опять-таки, кто знает, каковы по этому поводу думы Жениной вдовы?.. Я предлагал ей написать для книги всё, что она пожелает, всё, о чём она передумала теперь, оставив за спиной вёсны и ненастья. Но, как и предполагал, ей это просто ни к чему… И то верно: для чего заниматься книгами, нотами, телепрограммами, концертами памяти, если данные «занятия» даже сами себя не окупают в наше дурное время?

Но, что бы ещё ни было в жизни и как бы стремительно годы ни летели, нельзя человеку вычеркнуть из жизни свою, хоть и прошедшую, любовь. Не сможем мы – люди – перешагнуть через свои самые сокровенные и светлые воспоминания, через самые чистые надежды своей юности, через самые счастливые минуты гармонии и полёта, подаренные любовью и неразрывно связанные с человеком, которого ты шёпотом называл самыми нежными, только для него предназначенными словами. Тем более нельзя перешагнуть через любовь этого человека, воплотившуюся в детях: в данном случае – в Эллином сыне, удивительно похожем на своего отца. И, глядя в сыновние серые очи, Серёжкина мама, возможно, будет иногда вздрагивать от мысли, что ведь это он – её далёкий возлюбленный – глазами сына глядит на неё и голосом, ожившим в памяти (а может быть, долетевшим из другого мира), голосом до боли близким, но лишь ей слышимым, говорит, как в те счастливые годы:

– Серёжка – это моя лучшая песня! Самая вдохновенная из всех, сотворённых мной…

Глава XIII

Творческий путь Евгения Мартынова я условно делю на 3 периода (прежде всего потому, что троичность – основа русского и вообще арийского мировосприятия). Если вершиной и окончанием l-гo периода можно считать 1974 год – с «Балладой о матери» в заключительном концерте «Песни года», – то началом 2-го, «звёздного», этапа я считаю год 1975 – с «Братиславской лирой», «Яблонями в цвету» и «Лебединой верностью». Рубеж этого периода мне слышится в знаменитой балладе на стихи классика индийской поэзии Назрула Ислама «Заклятье» (в переводе с бенгальского Михаила Курганцева).

Киевлянка Эвелина – Женина избранница – молодая и обворожительная. 1979–1981 гг.