Евгений Мартынов. Белокрылый полёт

Проблемы «пробивания» песен в эфир я уже отчасти касался. Ей можно было бы посвятить отдельную книгу. Ведь битва за эфир, особенно за телеэкран, – характерная черта современной борьбы за жизнь на всех уровнях – от артистического до политического. Поход за эфирной победой – это сегодняшний путь сквозь огонь, воду и медные трубы. И как бы ни лукавили некоторые, заявляя, что им эфир не нужен, что они и без него известны, – они известны в любом случае благодаря всё тому же ненавистному «ящику», в котором нет места всем, в котором даже избранным тесно, а порой просто невыносимо. Какие только силы не участвуют в борьбе, чтобы одному артисту помочь «влезть» в телепрограмму, а другому помочь «выпасть» оттуда! Все, до самого верхнего эшелона власти, порой оказываются задействованными, например, в битвах за «Песню года» или за праздничные концерты в Кремле. Как будто своих – политических, хозяйственных, военных – проблем у правительственных чиновников не хватает.

Почти как суровый приговор судьбы можно было в 70–80-е годы расценивать изречения, исходившие из уст «высшей» редактуры гостелерадио и касающиеся Евгения Мартынова. Например, такие: «Ждановой не нравится ямка на твоём подбородке»; или: «Черненко сказала, что ты слишком поправился»; или вот ещё: «Лапин терпеть не может эту певицу, хоть она и поёт твою, хорошую песню»; а вот какая отповедь: «Народу нравится – это, извините, ещё ничего не значит, мы должны ваш народ воспитывать»; оригинален и следующий сказ: «Черкасов сказал, что, если ты, Женя, настаиваешь, он – по дружбе – готов отснять тебя с новой песней, только в эфир ты с ней всё равно не попадёшь»; и напоследок самое, наверно, глубокое изречение, из слыханных мной: «Стелла Ивановна говорит, что у Мартынова лицо не артиста, а приказчика и до революции ему бы в полосатых штанах в трактире служить». Как мы знаем, последнее высказывание глубоко запало в душу и самому Мартынову, если оно, произнесённое в 1976 году, вспомнилось брату в 1990-м, запечатлевшись, таким образом, в его публицистических записках.

Время бежит, многое в жизни меняется, да мало что в разгар перестройки поменялось в лучшую сторону. К 1990 году высшая власть словно махнула рукой на музыкальный эфир, культуру, эстраду… Наконец-то! Однако не тут-то было: власть в эфире перешла к людям попроще, но с обширными меркантильными интересами. Она незаметно рассосалась, утекла как вода между пальцев – от когда-то «высоких» главных редакторов куда-то вниз, к младшим, которые стали полными хозрасчётными хозяевами своих передач: к ним не подступиться, до них не дозвониться, им ничего не надо, у них уже давно (на год вперёд) всё свёрстано. Советы не проводятся, письма телезрителей и радиослушателей из редакций мешками выносятся в пункты приёма макулатуры – для получения талонов на дефицитные товары[14]. Я не случайно уже в который раз отклонился немного в сторону от конкретного биографического стержня, – я сделал это для того, чтобы было легче понять то положение, в котором когда-то находились и в 1990 году оказались артисты эстрады и авторы-песенники.

Женя настолько близко принимал к сердцу всё, что происходило с песней в эфире, что порой не мог смотреть и слушать теле– и радиоконцерты, говоря по этому поводу:

– Или я уже ничего не понимаю, или они там все с ума посходили.

Да, в 1975 году авторам «Лебединой верности» удалось убедить главного музыкального редактора ЦТ, что фраза «Улететь в края далёкие лебедь не мог» – никак не соотносится с проблемой еврейской эмиграции из СССР. А в разгар перестройки буквально всё в двух последних записанных Мартыновым песнях уже не выдерживало критики музыкального редактора и ассистента режиссёра. Особенно «уязвимыми» были тексты (хотя в вопросах профессиональной оценки литературного материала и музыкальный редактор и ассистент режиссёра компетентны постольку-поскольку).

– «Марьина роща – мой край хлебосольный», «жизнь вспоминаем, чаи попиваем», «я пирогов напекла», «серёжки из злата-серебра», «наряды, шаль с кружевами»… Женя! Посмотри вокруг! О чём ты поёшь? В магазинах нет ни муки, ни сахара, ни соли, ни дрожжей, ни чая – для пирогов и чаепитий. Нет ни злата-серебра, ни нарядов, тем более с кружевами! Кому сейчас нужны твои «васильковые глаза» и женские красоты, цветы и птицы, верная любовь, «синева» и «студёная вода»? В стране проституция и рэкет, инфляция и девальвация, отравленные реки и радиационные фоны, приближающийся голод и разруха!.. – отчитывали Евгения Мартынова Саша с Яшей.

Они же посоветовали брату взять в качестве примера для себя опусы Макаревича или Добрынина. То есть определиться: или уходить в политико-социальные мудрствования, или с размаху вляпаться в кабацкую «удаль молодецкую», но только не застревать где-то посередине.

Крутя баранку автомобиля по дороге на концерт, Женя, помню, рассказал всё это и добавил задумчиво:

– Может быть, действительно написать для них что-нибудь такое, о чём они просят?.. Они ведь меня этим Макаревичем достали уже!