Евней Букетов

Через два месяца я получил из Москвы короткое письмо-открытку, в котором исключительно учтивый Даниил Семенович тепло поблагодарил меня за найденного мною для альманаха автора-ученого. Еще написал, что просит Е. А. Букетова войти в состав редколлегии альманаха «Пути в незнаемое». Несказанно обрадованный этим сообщением, в тот же день я позвонил в Караганду.

— Оу, батыр! — возбужденно отозвался Ебеке на мое приветствие. — Твой Даниил Семенович — мужик что надо. Принял «Святое дело Чокана» и обещал включить его в очередной, 18-й сборник… Но я виноват перед тобой, Медеу. Не послушавшись тебя, отправил эссе без сокращений. Однако Данин тоже настаивает на том, чтобы снять двадцать страниц о Достоевском, остальное его устраивает… — Ебеке также сообщил мне, что он уже дал согласие на членство в редколлегии альманаха…

— Поздравляю, Ебеке! Лед тронулся! Будем теперь ждать выхода очередного сборника «Пути в незнаемое»! Это станет сенсацией для ваших друзей, а для противников ваших это будет горше полыни… Только вы пока об этом никому ни слова, агай! Не забудьте: у вас много завистников, держите язык за зубами!..

— Эх, дружище, то же самое твердят мне Камзабай и Зубайра. Они настаивают, чтобы я придерживался в этом деле твоей тактики, когда ты тайком от всех издал «Сатпаева».

— Агай, так я поступил не от хорошей жизни. Это была вынужденная мера — скрываться от недоброжелателей. А теперь дело сделано. Победителей не судят. Так что и вы не пренебрегайте советом Зубайры Дуйсеновны.

— Ладно, пусть будет так, дорогой. Недавно я перевел стихотворение одного великолепного русского поэта, прожившего всего двадцать пять лет, умершего в конце XIX века. В нем скорбь и обреченность. Это созвучно моему настроению в последнее время. Прочту тебе лишь одну строфу: «Нет, я бы рад сойтись лицом к лицу с грозою, / Но жизнь вокруг меня так буднична и зла, / Что даже нет врагов, могущих вызвать к бою, / И только клевета шипит из-за угла»[74]. А заканчивает он свое стихотворение так: «Оставшуюся жизнь прожить хватило бы терпения…» Так и я говорю, дорогой мой брат: «Бог распорядился, и я подчинился». Поэтому я уже соглашаюсь с тобой. Будь здоров, батыр…

Что поделаешь, превратностей судьбы никому не избежать. Евнею Арыстанулы не суждено было увидеть 18-ю книгу «Пути в незнаемое».

(Конец весны 1984 года я провел под Москвой, в Доме творчества писателей в Переделкино. Там же я получил от Камзабая Арыстанулы письмо с просьбой узнать, как идет подготовка к печати «Святого дела Чокана». Когда я пришел в редакцию прозы издательства «Советский писатель», редактор этого сборника И. Ю. Ковалева собиралась отправлять в Караганду для читки набранные страницы.

— Поздно, автора уже нет в живых, — сказал я ей. — Дайте набор мне, через пару дней я вам его принесу, материал мне известен, можете справиться у Даниила Семеновича.

Таким образом я стал первым читателем последнего произведения своего учителя.

А 18-й сборник «Пути в незнаемое» вышел в свет в следующем году, в составе редколлегии альманаха имя, отчество и фамилия Ебеке были помещены в траурной рамке.)

Когда закончили обсуждение рукописи эссе, Ебеке пристально взглянул на меня:

— Медеу, теперь у меня к тебе другая просьба. Вот рукопись моего «Сатпаева», — и он пододвинул ко мне довольно увесистую папку, там было не менее двухсот страниц. — Прочти. Первоначальный вариант этой вещи я написал пять-шесть лет тому назад. А это самый последний. Ты на это взгляни глазами биографа Сатпаева, досконально знающего его жизнь, и, конечно, как писатель. Я намерен переделать некоторые главы, уточнить имена людей-очевидцев, чтобы не было расхождений с твоим «Сатпаевым»… Ты тут обошел меня, потому что работал быстрее. Чтобы избежать противоречий и повторов, мне нужно посоветоваться с тобой — в каком ракурсе я должен показать Канеке.

Эту рукопись я забрал с собой в Жезказган, где меня ждали встречи с читателями, и там в часы досуга, не спеша, притом несколько раз возвращаясь к началу повествования, аккуратно ее прочитал, на каждой странице карандашом делая свои замечания и пометки. На обратном пути заехал к Ебеке.

Он, внимательно слушая меня, включил диктофон. Эта запись, мне кажется, не сохранилась, но хорошо помню, что мои замечания совпадали с приведенными в этой книге мнениями Т. Какишева, Ю. Герта, А. Бальбурова. Потом я перевел разговор на общее построение произведения.

— Вы, Ебеке, собираетесь пересмотреть структуру своего повествования. Вам лучше отойти от хронологии. Возьмите какое-либо неординарное событие, а таких в жизни Канеке очень много, и через него покажите, как он стал корифеем науки. Думаю, надо увлечь читателя острым сюжетом. Например, книгу можно составить и из отдельных новелл. Такие примеры есть в литературе. Возьмите новеллы Стефана Цвейга. Разумеется, в каждой новелле будут разные реальные события… Именно в таком ключе вы писали «Святое дело Чокана», отлично получилось. Конечно, я не навязываю вам эту форму, все же пораскиньте умом…

На мое предложение я получил неопределенный ответ: