Эволюция взглядов Сахарова на глобальные угрозы советского военно-промышленного комплекса: от «Размышлений…» (1968 г.) до книги «О стране и мире» (19

«Размышления…» с их по большому счету не устаревающей идеей конвергенции, как некоего состояния общества, в котором оптимально сбалансированы идеи свободного рынка и социальной справедливости, тем не менее написаны СОВЕТСКИМ человеком, для которого очевидна «жизнеспособность социалистического пути, который принес народу огромные материальные, культурные и социальные достижения, как никакой другой строй возвеличил нравственное значение труда» ([2], с. 38), очевидны

«преимущества социалистического пути развития человеческого общества», как «следующей за капитализмом формации, представляющей собой более высокую ступень общественного, экономического и социального развития»

([2], с. 41 – 42). А сталинизм — это чудовищное отклонение, искажение прекрасной идеи, содержащее — по сравнению с германским фашизмом — «гораздо более изощренный заряд лицемерия и демагогии», поскольку он опирался

«не на откровенно людоедскую программу, как у Гитлера, а на прогрессивную, научную и популярную среди трудящихся социалистическую идеологию» ([2], с. 25). Думать, что все это писалось «понарошку», значит ничего не понимать в истории. А тем, кто все-таки хочет понять и историю, и Сахарова, советую в порядке ликбеза прочитать «книгу века» — «Воспоминания» самого Андрея Дмитриевича [3]. Сахаров был глубоко идейным и необыкновенно ответственным человеком — и в своей «оборонной» работе, и всегда. Его самоотверженная, с полной отдачей защита прав человека, конкретных людей — это тоже служение идее. По счастью, как очень точно заметила во время одного из разговоров на «сахаровской» кухне на ул. Чкалова мать Е. Г. Боннэр Руфь Григорьевна Боннэр: «Права человека — не идеология, а насущная необходимость». Впрочем, готовность помочь пострадавшим от несправедливости — это у Сахарова изначально; примеров тому немало. Его дочь Любовь Андреевна Верная-Сахарова рассказывала мне, что еще в «додиссидентский» период в их квартире в Москве по нескольку месяцев жили преследуемые властями за попытки явочным порядком вернуться на историческую родину семьи крымских татар. («Случалось, зайдешь в туалет, а в углу на полу аккуратная кучка: выросшие в казахстанских степях ребятишки никогда не видели унитаза и стеснялись использовать такое чистое и белое по назначению».) Что и говорить, нетипичный это был академик.

Идеи социализма для Сахарова, очевидно, были привлекательны именно своей «справедливостью». В 1968 году Андрей Дмитриевич, как и мой отец Л. В. Альтшулер (он — один из создателей советской атомной бомбы, работал в Арзамасе-16 до 1969 г. и волею случая уехал оттуда тем же поездом, что и Сахаров), как и многие другие, верил в «исключительную общемировую цель»

(выражение Сахарова — [2], с. 91), носителем которой является СССР, и, создавая и совершенствуя советские ядерные вооружения, был убежден, что выполняет историческую миссию, действует в ситуации крайней необходимости: силы реакции играют с огнем, угрожают нам, нашей социалистической Родине страшным оружием; отвести беду, запугать зверя — разве это не священный патриотический долг? «Во Вьетнаме силы реакции не надеются на желательный для них исход народного волеизъявления, применяют силу военного давления, нарушают все правовые и моральные нормы, совершают вопиющие преступления против человечности. Целый народ приносится в жертву предполагаемой задаче остановки «коммунистического потопа». От американского народа пытаются скрыть роль соображений личного и партийного престижа, цинизм и жестокость, бесперспективность и неэффективность антикоммунистических задач американской политики во Вьетнаме, вред этой войны для истинных целей американского народа, которые совпадают с общечеловеческими задачами укрепления мирного сосуществования» ([2], с. 17).