Exemplar

Служитель. Увы, бездонное милосердие, эти невзгоды, какою тяжкой нуждой и мукой были они! Куда же мне обратиться и на кого направить свой взор? Если посмотрю на прекрасную Премудрость, то узрю страдание, от которого никнет сердце мое. Его хулят и поносят снаружи, внутри обуреваем Он страхом смертным; все Его жилы набухли от напряжения, Его кровь истекает. Увы и ах, лютая смерть без всякой пощады! Если брошу свой взгляд на пречистую Мать, то и там узрю нежное сердце израненным (словно торчат в нем ножи, не менее тысячи штук), и там увижу истерзанной светлую душу. Жестов, подобных этим грустным и печальным жестам, не видели никогда; материнской жалобы, похожей на эту, никогда не слыхали. Больное тело ее обессилело от страдания, ее прекрасный лик испачкан мертвенной кровью. О, великое горе и бедствие, пуще всякого бедствия! Его сердца мучение — в страдании опечаленной Матери, мученье же опечаленной Матери — в незаслуженной смерти ее любимого Чада, которая для нее тяжелее собственной смерти. Он на нее смотрит и милосердно ее утешает. Она простирает, скорбя, к Нему свои руки и желает принять вместо Него лютую смерть. Ох, кому из них тяжелей? Чье страдание горше? Для каждого из обоих оно столь безгранично, что подобного ему никогда не бывало. Увы, материнское сердце, ах, кроткий нрав женщины! Как же смогло твое сердце Матери вынести всю эту непомерную боль? Благословенно будь нежное сердце, в сравнении со страданьем которого всё, что когда-нибудь говорилось или писалось о сердечной тоске, не более, чем сон по сравнению с явью! Благословенна будь ты, заря, всходящая над всяким твореньем! Благословен цветущий розарий твоего чудного лика, украшенного рубиново-алой кровью Вечной Премудрости!

О приветливый лик прекрасной Премудрости, ты увядаешь! Увы, дивная плоть, ты висишь на кресте! О пречистая кровь, ты жарко струишься на Мать, Тебя породившую! Ах, матери, пускай во всех вас отзовется такое страдание! Вы все, чистые души, пусть прильет к вашим сердцам алая, светлая кровь, оросившая пречистую Мать! Глядите все, кто перенес сердечные муки, и убедитесь: с сим сердечным страданьем не сравнится никакое другое! Неудивительно, что наши сердца истаяли от страха и сострадания, ведь и нужда была столь велика, что твердые камни расселись, земля содрогнулась[509] и светило угасло, когда они страдали вместе с Творцом.

Глава XVIII

Что было в тот самый час с внутренним Его человеком

Служитель. Вечная Премудрость! Чем дальше погружаешься в непомерные страдания Твои, тем они кажутся глубже. Твои муки были велики под крестом, но больше того были они на кресте, объяв Твои внешние силы, обретавшиеся в тот самый час в ощущении боли горестной смерти. Ах, милостивый мой Владыка, а что было с Твоим внутренним человеком, благородной душой? Не посетила ли ее некая отрада и сладость, как других мучеников, так что лютые страдания Твои весьма и весьма умягчились, и, вообще, когда они прекратились?

Ответ Вечной Премудрости. Услышь о муках, горших всех мук, о которых ты когда-либо слышал. Хотя душа Моя, что касается ее высших сил, пребывала в созерцании обнаженного Божества и в наслаждении Им столь благородной, какой остается и ныне, низшие силы внутреннего и внешнего человека были полностью предоставлены сами себе, вплоть до крайнего предела бесконечной горести, в совершенно безутешных страданиях, мученикам не известных[510]. Ах, слушай: когда висел Я беспомощным и всеми покинутым, с кровоточивыми ранами и глазами, полными слез, распростертыми дланями и отверстыми жилами всех моих членов, в смертельной тоске, возвысил Я скорбный голос и горестно возопил к Отцу Своему: «Боже Мой, Боже Мой, для чего Ты оставил Меня!»[511] И, однако, Моя воля и воля Его оставалась единой в вечном порядке. Погляди, когда Моя кровь и вся Моя сила истекла и совершенно иссякла, Меня стала мучить из-за смертной тоски сильная жажда, но еще больше Я жаждал спасенья всем людям. И тогда к Моим измученным жаждой устам поднесли желчь и уксус

[512]. Завершив спасение людей, Я изрек: «Consummatum est»[513][514]

. Я был полностью послушен Отцу даже до смерти и предал Свой дух в руки Его, говоря: «In manus tuas, etc.»[515][516]. Тогда Моя благородная душа отделилась от Моей божественной плоти, но обе они остались не разделенными от Божества. После сего Мой правый бок пронзили копьем; оттуда забил ключ драгоценной крови, а с ним источник воды живой.

Смотри, дитя Мое, сколь ужасными муками спас Я тебя и избранных Мною и с помощью жертвы живой невинной крови Моей избавил от вечной погибели.