Exemplar

Сия обнаженная Единица есть темная тишина и спокойный покой. Его никто не может уразуметь, разве что тот, в ком Единица воссияла Своей самобытностью. Из тихого покоя сияет подлинная свобода, лишенная всякого зла, ибо она рождает себя в самоотверженном возрождении. Здесь же сияет и сокровенная истина без всякой неправды, она рождает себя в разоблачении облаченной наготы и чистоты. Ибо здесь дух очищается от темного света, сопутствующего ему в человеке, дабы ему открылись [все] вещи. Он очищается от темного света, поскольку вновь обретает себя — и при этом в более подлинном виде, в сравнении с тем, в каком обретался доселе в смешении с тем самым светом, как сказал Павел: “Живу я, но уже не я”[315]. Вот как разоблачается он, становясь безвидным в безвидности простой божественной сущности, излучающейся во всякую вещь в простой тишине. Там, в простом безвидном виде [сей сущности] ускользает от взора различие Лиц, остающееся, если Лица брать по отдельности. Как говорится в писаниях, ни Лицо Отца, взятое отдельно, ни Лицо Сына, ни Духа Святого, взятые по отдельности, не сообщают блаженства. Три Лица, пребывающие в единстве сущности, — вот это блаженство!

[316] Такова сущность трех Лиц в Их естестве, дающая по благодати бытие всем творениям. Она заключает в себе образ всякой вещи просто и сущностным способом. Поскольку исполненный образов свет бережет свое естество, то вещи обретаются в нем в соответствии с его существом, а не в случайном разнообразии образов. Так как он просвещает собою все вещи, то обладает свойствами света. И так-то в сущности, в сущей [в ней] тишине сияют все вещи, в соответствии с простотой оной сущности.

Это самое, умозримое где,

о котором шла речь и в котором верный служитель должен пребывать вместе с Сыном, можно уразуметь и назвать сущим, безымянным “Ничто”. Тут [человеческий] дух достигает Ничто единения. Сие единение оттого зовется “Ничто”, что дух не может подобрать [для него] образа, чем бы оно могло быть. Но дух вполне сознает, что он охвачен чем-то другим, чем не является сам. Потому то, что охватило его, есть скорее Нечто, нежели Ничто. Но для духа оно и в самом деле будет Ничто, ибо ему не удается найти образа для того, что оно есть.

И вот, когда дух в забвении себя самого до конца вселяется в сию ясную светоносную тьму, то, как говорит святой Бернард, он утрачивает любое препятствие и всякое свойство[317]. Это случается в меньшей или большей мере, в соответствии с тем, обретается ли дух в теле или удалился из тела и от себя самого в [Бога]. Такая утрата собственной самости — Божьего рода, ведь Бог для духа, по слову Писания, становится всем

[318]. Но в этом погружении дух исчезает не полностью. Он обретает некие свойства Божества, хотя не становится Богом по естеству. То, что с ним происходит, случается по благодати, ибо он — нечто, сотворенное из ничего, и таковым пребудет во веки. Насколько можно судить, в утрате себя самого, охваченности [Богом] от него отступает досаждающее сомнениями удивление перед этой утратой. В бытии [Божием] он лишается своей самости в забвении себя самого[319]

, ибо, если судить в согласии с общим мнением, дух, сверх своих природных возможностей, возводится, посредством силы лучащейся светом божественной сущности, в наготу оного Ничто[320]. Такая нагота совершенно свободна от твари, в себе же самой она обладает особым способом [бытия] в соответствии с собственной сущностью. Этот способ без способа есть сущность [божественных] Лиц. Согласно основательному разумению, Они ее заключают в Себе препростым способом как Свое естество. Итак, познание, как сказано, лишает дух себя самого. Это случается в Ничто единения, в соответствии с непостижимым познанием сего Ничто, лишенного представления о себе. Дух лишается себя в утрате себя самого и в забвении всего. Такое с ним приключилось, едва он сам по себе отвернулся от того, что возник сам, и возникли все вещи, к тому, когда в чистом ничто еще ничего не возникло[321].