Фабрика поломанных игрушек

— Какая разница, как раз подходящий момент — не скроется, как некоторые! Потом — сейчас. Надоело, уже видеть его не могу. Что ни скажешь — в штыки, о чём ни попросишь — хрен дождёшься. Смотрит на меня, как солдат на вошь. Пусть в свою деревню едет томаты растить…

Вернувшись к себе, Башмаков не стал торопить события. Не очень подходящее время было, чтобы начальником отдела становиться: маньяк — не пойман, «графиня» эта болтается неприкаянная — стоит на контроле в Москве.

Принесёт он Червонцеву бумагу об увольнении, а тот возьмёт да и окочурится. Кто будет доделывать работу? Спросят — что стало причиной смерти? Ещё и накажут!

Решил подождать.

Через несколько дней пришли разработчики и попросили вернуть агентурные сообщения по Кравцову, чтобы вложить в дело.

Тогда Башмаков вспомнил о папке — решил почитать информацию, полученную от Александра Кравцова. Оказалось, Юля срочно просила у него деньги на штраф милиционеру за неправильный переход улицы.

Башмаков почесал затылок, вспомнил давнего гостя, встал и некоторое время ходил по кабинету, раздумывая — рассказать или нет? Решил все же съездить в больницу к шефу посоветоваться.

Червонцев лежал в палате один. От левой руки тянулась вверх трубочка капельницы. Казался бодрым, но не весёлым. Увидев заместителя, торопливо приподнялся на локтях:

— Привет, Саша, присядь, ну что?

— Что-что, как обычно, — раздражённо заметил Башмаков, сел на стул у кровати, сложил руки в замок, — следов нет, свидетелей тоже. Биоматериалы изъяли, а что толку — у нас каждый третий со второй группой крови.

Червонцев нахмурился:

— В прошлый раз у девочки из-под ногтей забрали биоматериал преступника. Та же группа. Похоже, он же, гадёныш! Что ещё сделали?

— Всё как обычно. Собака в городе дошла до перекрёстка с проспектом Большевиков. Гаишники ничего не видели, кроме машин нарушителей и собственных жезлов. Учителя и одноклассники ничего не знают. Вышла из школы как обычно. Родители сказали, что деньги украла, но не потратила — оказались в кармане. Да, кстати, о деньгах — есть один момент, хотел посоветоваться. Мы здесь её приятеля закрыли на три дня — алиби не было. Так вот он распрягся, что Юля у него деньги на штраф милиционеру просила и взяла с него клятву никому не говорить.

— За что?

— За переход улицы на красный свет.

Червонцев задумался:

— Ну да, эти пострелята часто дорогу перебегают. Но где ты видел в последнее время, чтобы пешеходов задерживали? А в каком месте, не говорила?

— Нет.

Червонцев покачал головой:

— Жаль, где этого гаишника теперь искать?

Башмаков нетерпеливо смущённо поёрзал на стуле, сморщил лоб, перебарывая сомнения, в душе засвербело, всё же — решился:

— Так вот понимаешь, такое маленькое совпадение случилось, — неуверенно начал он, — около месяца назад ты с утра был на совещании, пришёл отец одной из пропавших девочек, Липовой вроде, имя не помню.

— Липатова Татьяна, — уточнил начальник, насторожился.

— Ну да. Так вот, припёрся пьяный, какой-то затасканный весь, в грязной одежонке вонючей. Стал мне говорить, что он знает, кто убил его девчонку.

— И кто? — прервал Червонцев, напрягся, подался головой вперёд, глаза расширились от удивления, дыхание замерло.

— Ну я бы, конечно, взял с него показания, но он заявил, что это сотрудник милиции метрополитена. Бред полный! Если бы я его опросил, надо было руководству докладывать, и что бы о нас подумали? Милиционер — маньяк! Да такого быть не может! Ну, пьяница или дебошир, в крайнем случае — жену покалечить. Но маньяк? Якобы этот пень нашёл подружку своей дочери, которая и указала на милиционера, уведшего девочку в пикет, та пыталась проскочить в метро бесплатно…

По мере того как Червонцев слушал своего заместителя, лицо его багровело, глаза округлялись, челюсть начала дрожать. Он приподнялся на локтях, не в силах больше сдерживаться, зло засипел:

— Почему ты мне не доложил? — прервал он своего заместителя.

— Да он же пьяный был, ему, наверно, денег надо было на опохмелку — вот и сочинил! Уже бывало так, помнишь, под Выборгом там…

Червонцев умолк, не в силах что-либо произнести громко, засопел. Выпучил глаза, свинцовым холодным взглядом остановил речь заместителя. Внутри клокотал сгусток ненависти, раскачивая тело, но вырваться ему наружу он не дал — тисками сжал зубы, губы сомкнул, смиряя себя. По скулам ходили желваки. Наконец, клокотание перешло в учащённое дыхание, и он понял, что сможет контролировать себя — разжал губы, старался говорить спокойно и твёрдо:

— Ты девчонку убил, подонок, изнасиловал и убил, горло перерезал!

Башмаков отшатнулся вместе со стулом, передние ножки приподнялись и опустились со стуком, точно сработала гильотина. Он выпучил удивлённые испуганные глаза на шефа:

— Как это?

Краснота с лица Червонцева ушла. Оно стало бледнеть, голос звучал ровно:

— Юлечку Дудину убил, гад! Если бы записал показания, мы бы того мента нашли, за ним пост выставили, — девочка бы жила, а маньяк был в тюрьме! Ты это понимаешь?

Башмаков расслабился, криво улыбнулся, откинулся на спинку стула:

— Да ладно тебе! Он просто пьяный был, опохмелиться хотел!