Face-to-face

…В те дни, когда Халида, изнемогая от горя, металась по Москве в поисках мужа, Наташа была рядом с ней. Они вместе, прижавшись друг к другу в занесенной снегом тесной телефонной будке, обзванивали знакомых и друзей Юрия. Брат Халиды Ильдерим и Сергей Муромцев в это время в буквальном смысле слова перетрясли сверху донизу всю милицию, требуя начать поиски без вести пропавшего Юрия Лузгина. На семейном совете решено было, что Наташа возьмет отпуск и побудет какое-то время в Москве с Халидой – невозможно было оставить в одиночестве отчаявшуюся беременную женщину с тремя детьми.

В конце февраля отпуск Наташи подходил к концу, и Ильдерим привез в Москву мать. В этот день впервые за все это страшное время на глазах Халиды появились слезы. Она бросилась к Фирузе и долго рыдала у нее на груди, а вечером мать, как в детстве, уложила ее спать, легла рядом и долго гладила по голове, бормоча на бежитинском языке – отгоняла злых духов.

На следующее утро Халиде нужно было ехать в районную АТС – пришла открытка, что подошла очередь Лузгиных на телефон. Выйти из дому нужно было не позже, чем в семь утра – очереди на телефонной станции были такими, что порой люди могли отстоять весь день, но так и не попасть к оператору. Наташа обещала накормить Тимку завтраком и отправить в школу, а девочек отвести в детский сад. Фируза поехала вместе с дочерью, хотя та за завтраком и пыталась ее отговорить:

– Мама, отдохни, на телефонной станции придется просидеть часов шесть или семь, не меньше, а вы вчера только прилетели. Смотри, Ильдерим так устал, что спит и ничего вокруг не слышит.

– Ильдерим – мужчина, – с улыбкой ответила третья жена Рустэма Гаджиева, – мужчинам положено много работать, много есть и много отдыхать. Женщинам много есть и отдыхать не положено.

– А работать? – поинтересовалась Наташа, складывая в раковину грязную посуду.

Фируза посмотрела на ее тонкие неумелые руки и вздохнула:

– Это уж, какой кому муж попадется. Сергей тебя бережет, смотрю, к делам на кухне ты не особо приучена.

– Мама, ну что ты, – смущенно воскликнула Халида, но Наташа не обиделась.

– Да нет, не то чтобы не приучена, – беспечно сказала она, – просто, мы ведь живем с семьей старшего брата Сережи, моя невестка Злата не работает, поэтому я даже ничего и сделать не успеваю – прихожу с работы домой, а уже все приготовлено, все постирано.

– Хорошая у тебя невестка, другая бы не стала чужую семью обстирывать.

– Она очень хорошая, – с искренним чувством подтвердила Наташа. – Знаете, она долго не имела детей, родила где-то в сорок семь или сорок восемь и тройню. Сразу же ушла с работы – для нее с тех пор весь мир в ее семье и детях.

– Так и должно быть.

– Не знаю, наверное. У моей Таньки с ее детьми разница в возрасте где-то недели две, и Злата наших детей вообще не разделяет – где моя, где ее. Мне кажется, что она о моей Таньке больше меня заботится, мне стыдно, но вот не получается у меня никак все свои силы отдавать дочке, – голос Наташи звучал смущенно и виновато. Внимательно поглядев на нее, Фируза покачала головой:

– Молодая ты еще.

– Что вы, мне уже скоро тридцать три.

– Я и говорю, что молодая ты для своего возраста. Другие в твои года уже всего повидали, а для тебя жизнь – игра. Ладно, поиграй, но так, чтобы ненароком никого не задеть, никому больно не сделать, – она поднялась и, аккуратно вытерев салфеткой губы, сказала дочери: – Пойдем, Халида, звездочка моя ненаглядная, а то твоя телефонная станция нас сегодня принять не успеет.

Когда они вышли из дому, было еще темно. Держа мать под руку, Халида впервые за последние три месяца смогла глубоко вздохнуть.

– Тебе не холодно мама? – спросила она, осторожно ступая по утрамбованному и посыпанному песком снегу. – Не поскользнись, смотри, ступай на песок.

– Мне-то что, это ты береги свое дитя. Когда тебе рожать?

– В начале августа. Я даже не знаю, как я…

– Приедешь рожать домой, – перебила ее мать, не дав сорваться словам отчаяния, – Володя, твой брат, из Тбилиси жену привез к нам в совхоз рожать.

В переполненном автобусе они доехали до здания АТС на Профсоюзной улице, и когда Халида увидела, сколько человек уже записано на сегодня в вывешенном на двери списке очередников, она поняла, что стоять им здесь и стоять – хорошо, если удастся пройти до обеда. Около восьми часов утра двери зала ожидания распахнулись, и измерзшиеся на улице люди рванулись внутрь, спеша занять места на двух длинных лавках, стоявших у противоположных стен.

Халида с матерью вошли последними – Фируза, боясь за ребенка, удержала дочь и не позволила толкаться. В воздухе еще паром стоял принесенный с улицы холод, недавно протертый уборщицей пол был уже истоптан, и свободных мест на лавках, конечно же, не осталось. Мужчина средних лет, сидевший с краю, посмотрел на Халиду, и взгляд его невольно выразил восхищение ее красотой, но он тут же отвернулся, поскольку рядом сидела недремлющая супруга. Фируза с достоинством обратилась к нему, сказав со своим певучим южным акцентом:

– Вы не уступите моей дочери место, уважаемый? Ей тяжело стоять.