Факультет. Том 3

— Много чего рассказал. Например, то, как вы спасали солдат, рискуя собственной жизнью. Или то, как вы варили амброзию, хоть сами валились с ног. Или то, как вы вытащили нашего вахтёра Эмиля из самого пекла, когда его контузило, а потом и остальных выживших спасли. Вы обменяли их жизнь на свою, верно? Отвлекли на себя охрану Гнездовья на последнем звене, потому что добровольно сдались в плен.

Насчёт плена я добавил уже от себя. Это была моя собственная догадка.

Когда я разговаривал с сослуживцами Фонтея, то отметил про себя одну странность: выжившие солдаты смогли вернуться, хотя, по всем рассказам полумага Тью, такого быть не должно. Значит, охрана Гнездовья получила что-то ценное в противовес.

И, скорее всего, это был маг-джадуг.

Догадка оставалась лишь догадкой, но я не ожидал, что попаду в самую точку.

Услышав мои слова, Фонтей оцепенел на несколько секунд. Свеча вывалилась из его руки, но я успел поймать её у самого пола.

— Они знают, что я сдался в плен? Знают? — шёпотом спросил он, глядя сквозь меня. — Они знают, что под пытками я предал свою страну и обучил отбросов управлять «Марианной»? Они знают, что во время такого обучения я и сбежал, убив конвой и прыгнув в море? Они всё это знают?

Теперь я сам чуть не выронил свечу из рук.

Вот это признание. Охренеть.

— Э… ну… они не совсем знают… точнее, они вообще не знают, — выдавил я. — Зато теперь знаю я. Значит, вот каким путём вы сбежали из Гнездовья?

Хорошо, что я вовремя активировал фантомный покров — будто задницей почуял, что Фонтей захочет оторвать мне голову, руки, ноги… расщепить меня на атомы…

Глаза мага вспыхнули белизной, вокруг задрожали стены, задребезжали склянки на полках, тумбы и кровати со скрипом сдвинулись с места.

Я успел отскочить на несколько шагов, но в меня всё равно попала одна из молний. Короткая и юркая, она отшибла моё тело на ближайшую тумбу. Я прокатился спиной по её поверхности и рухнул на кровать, смяв зелёное покрывало. Меня спас фантомный покров третьего ранга. Правда, все три слоя были сожжены за секунду.

— Адами… Ф-ф…ф-фонтей… — Я закашлялся, распластавшись на животе. — Послушайте… я ведь никому не скажу. Можете быть увере…

— Конечно, не скажете! — прогромыхал голос сварщика на всю больницу. — Мер-ртвецы не говор-р-ят!!!

— Хватит себя винить! — заорал я в ответ. — Великий кузнец! Вы с лихвой искупили свою вину!..

Это всё, что я успел выкрикнуть.

Фонтей вскинул руку, что-то прошептав — и меня накрыла слепящая волна света. Воздух будто сгорел, а вместе с ним сгорело и всё остальное: мебель, стены и больница.

Пространство вокруг растворилось так быстро, что я даже не понял, что из меня вышибло сознание…

…Очнулся я от настойчивого бормотания рядом.

— Вы уверены, что он в порядке? Он такой бледный… посмотрите, будто мёртвый…

— С ним всё в порядке, эвен Нобу, — прозвучал спокойный ответ. — Рана на плече залечена полностью. Царапин и кровоподтёков не осталось, лишь несколько пятен от синяков, но и они скоро пройдут.

— Нет, с ним что-то не то. Ну вы посмотрите… посмотрите, какой он бледный. Позовите, вашего шефа!

— Шеф занят, эвен Нобу.

В разговор вклинился ещё один голос:

— Не приставай к медсестре, Таби.

— Я не пристаю. Но ты посмотри, Киро валяется трупом с самого утра, а сейчас уже вечер! Он даже не реагирует на жгучие уколы…

— Какие уколы? Таби! Ты сдурела? Какие жгучие уколы?

— Да вот эти уколы… смотри… он не реагирует… видишь? Ну?

Тыльную сторону моей ладони будто ошпарило кипятком.

— А-а-а-а-а-х-х-х-с-с-с-с…. — прошипел я, распахнул глаза и резко сел. — Какого хрена?!

На меня уставили трое: сёстры Нобу и помощница Фонтея.

— Ой… а минуту назад он совсем не реагировал, — пробормотала Таби. — Я же его всего истыкала… только из лучших побуждений.

— Очнулся! — Рин уже не слушала сестру и бросилась меня обнимать. — Ну наконец-то! Мы проторчали тут пару часов.

Я позволил Рин себя обнять. Потом ещё раз позволил, но уже неугомонной Таби. Странно, но я был рад видеть сестёр Нобу, будто они стали мне настоящими родственниками.

Вокруг царило больничное спокойствие.

Находился я в отдельной палате, тесной, но симпатично обставленной: кресло, тумба, портьер, широкая кровать и даже картина. В углу горел светильник на высокой ножке. В его жёлтом свете всё казалось залитым солнцем, хотя за окном стояла темень.

Таби уселась на край кровати и взъерошила мне чёлку.

— Больничная пижама тебе идёт.

Я поморщился и оглядел себя.

Меня переодели в тёмно-зелёную пижаму, как пациента психбольницы.

— Как ты? — спросила Рин, усевшись на другой край кровати.

— Живой, даже реагирую на жгучие уколы, — хрипловато ответил я.

Меня быстро осмотрела помощница Фонтея. Посветила фонариком в глаза, осмотрела плечо, проверила пульс и, кажется, прощупала ауру.

— Отлично, — констатировала девушка. — Сообщу шефу. Он сказал, что если вы будете о нём спрашивать, то он занят.

Я мрачно вздохнул. А чего ещё можно было ожидать? Никаких рисунков Гнездовья мне теперь не видать.

Помощница кивнула на тумбу.