Фальдийская восьмерка

– Деньги, кри, камни, эйносы? – кое-как вколотил последний гвоздь младший Жердан и повернулся к остальным.

– Гребите все, потом разберемся. Поищите, тут должны быть мешки…

– У меня с собой.

– У меня тоже.

– Тогда ищите, но договоры в первую очередь! – приказал Раскон, ковыряя сапогом обломки некогда очень ценной вазы. – Если найдете торговые и портовые записи, тоже тащите. Вообще, берите каждую книгу, если она без картинок, стаскивайте любые ценности сюда. Ходите по двое, не жахать, пока ревун остывает. Если нападут, кричите, мы услышим.

– Но Шаркендар говорил…

– Старик много что говорит.

Одобрительный гул голосов пронесся по гостиной. Жердан старший, не дожидаясь конца перевязки, резко встал, в одно движение стянул узлом болтающиеся концы тряпки и вынул из петли топор. Братья повторили его жест, и вскоре все трое скрылись в боковом коридоре, оставив в гостиной замысловатую конструкцию из трех переплетенных усами рогатин.

– Я на второй этаж, там вроде был кабинет, – пробормотал рыжий. – Везим?

– Угум, – прочавкал охотник, поднимаясь с кресла. – Где тут кладовая? Хочу еще этого сушеного дерьма.

Кандар сдавленно хрюкнул вслед поднимающемуся по лестнице охотнику и на прощание помахал рукой источающей злобу спине.

– Разделяться ночью в темном доме, где за любой дверью тебя может поджидать кровожадная тварь… – пробормотал Брак, будя светильник. – Херовая идея. Я знаю с десяток историй, которые так начинались, и все они заканчивались одинаково плохо.

– Кровожадная тварь ушла наверх с Расконом, а на первом этаже бродят еще три. – успокаивающе похлопал его по спине Кандар, медленно сжимая клешню вокруг рукояти жахателя. – И, если мы не поторопимся, на нашу долю крови не достанется.

– Все трофеи же в общую кучу идут?

– Только, если они не в карманах. Всегда читай договор, Брак, там все есть.

– Там такого нет, я бы запомнил.

– Читай между строк.

По наспех заколоченным изнутри окнам и кое-как сведенным решеткам чувствовалось, что в доме пытались держать оборону. А, судя по тем же решеткам, только вырванным с мясом и валяющимся на покрытом лаком полу – пытались безуспешно.

Левое крыло, куда отправились механики, не отличалось размерами и сложной планировкой, представляя собой обычный прямой коридор с дверями, зато ярко выделялось богатством убранства. Богатством того бесполезного толка, которое при любой стычке страдает самым первым, превращаясь в пыль от малейшего прикосновения. Цветное стеклянное крошево, еще совсем недавно бывшее драгоценными ребристыми графинами и пузатыми декантерами, обломки ножек высоких бокалов, так и норовящих вонзиться в ногу… Даже чудом уцелевшие ноги стеклянной статуи в рост человека, изображавшей статную полуголую красавицу. И все это в одной единственной комнате, явно служившей для хозяина дома местом отдохновения.

– Этот Филрой любил стекло, я погляжу, – поцокал языком сероглазый, оглаживая взглядом наполовину уцелевший бюст, – Во всех его формах. Зачем такому эстету жить в такой глухой жопе?

– Песок.

– А, точно, – ухмыльнулся однорукий, дробя клешней обломки статуи. – Будь я садмом, тоже жил бы на золотой горе. Везучий ублюдок.

Брак его легкомысленного настроения не разделял, сосредоточенно сгребая уцелевшие стекляшки, которые выглядели достаточно дорого и недостаточно хрупко для холщового мешка. Ему было муторно. Это Кандар с восхитительной легкостью и непринужденностью перескакивал из состояния испуганного до смерти зверька в беспечного балагура и обратно, а вот бывший Котобой так не мог. Пусть страх перед ожившими мертвецами притупился, да и смерти он не боялся, но гнетущая атмосфера Подречья сказывалась. Да и не нравилось Браку то, чем приходилось заниматься – при найме на горжу он давал себе зарок, что будет согласен на любую работу, лишь бы за нее достаточно платили, а в конце пути она привела бы его в Яму до наступления зимы. Но хладнокровно грабить поселок, дом, в котором еще вчера могли играть дети, слушая доносящиеся из соседнего крыла звуки молодецкого хеканья…

Оживших покойников они так и не встретили. Было похоже, что при первых звуках ревуна местные обитатели ломанулись в то самое выбитое окно, оставив на разграбление половину дома. Наверху и в соседнем крыле дела обстояли не столь радостно, потолок изредка сотрясали тяжелые удары и звон стекла, сопровождаемые приглушенной руганью. Хотя, судя по молчащим жахателям и отсутствию криков о помощи, дела у остальных шли хорошо.