Фальдийская восьмерка

Как по Браку, толку в этом не было никакого – с наступлением холодов охотиться на севере стало тяжело, но Раскон настоял на лишнем крюке, чтобы посетить очередной поселок. Везим все чаще возвращался на плот мрачнее обычного, зябко кутаясь в промокший насквозь лесной плащ, после чего долго исходил у костра желчными комментариями и вонючим паром, изгоняя из тела упирающиеся остатки стылого озноба. Учитывая, что именно охотник был одной из основных причин, по которой горжа задержалась на юге на полмесяца дольше, сочувствия он ни у кого не вызывал.

Подвела охотника самоуверенность. Если в привычных ему лесах он чувствовал себя как дома, уводя мед из ульев прямо под носом шатунов и едва ли не пинками отгоняя ошарашенных такой наглостью волков, то на влажном, теплом юге его опыт начинал пробуксовывать. Вначале слабо, когда незамеченная им, замаскированная под крупную корягу туша крокодила до смерти перепугала одного из братьев, и с каждым днем все сильнее. Закончилось все печально и ожидаемо – в одной из своих вылазок Везим забрел в какое-то вонючее болото, где был зверски искусан мелкой, яркой мошкарой. Почти неделю он чесался, крепился, растирал опухающее лицо какой-то желтой дрянью из своих запасов и пил как не в себя. Не помогло – когда синюшные опухоли переползли на шею, а оттуда – на грудь и конечности, присматривающий за ним Кандар забил тревогу.

Лечили Везима почти две недели в каком-то забытом всеми речными духами поселке, которого не было даже на карте фальдийца. Раскон ругался, сетовал на задержки, ежедневно сверяясь с какими-то своими записями, но продолжал отсыпать кри местному лекарю – хитрому одноглазому дедку, увешанному с ног до головы непонятного предназначения костяшками. Орудуя деревянной палочкой с крючковатой загогулиной на конце и острейшим ножом, тот сноровисто вскрывал опухоли и вытягивал из них длинных, полупрозрачных червячков, вяло сопротивлявшихся его усилиям. Везим орал и сдавленно ругался, а намотанные на палочку твари заботливо отправлялись в проложенный травой котелок, на который старик-лекарь смотрел с нешуточным вожделением.

Разъяренный потерей времени Раскон лишил охотника части заработка, а на возражения перебинтованного Везима ткнул ему в лицо договором, пригрозив дословно соблюсти какой-то особо хитрый пункт. Охотник заткнулся и присмирел, к вящему удовольствию изнывающих от скуки братьев, а “Вислая Карга”, не жалея эйносы, рванула на север, чтобы успеть добраться до Троеречья прежде того, как морозы скуют реки непробиваемой ледяной броней.

Брак поерзал в кресле, ощущая, как холод исподволь подбирается к седалищу. Крутанул вентиль на тарахтящем компрессоре, пробуждая нагреватель, и с удовольствием почувствовал расползающееся по спине тепло. Можно, конечно, обойтись простым нагревом железной пластины сиденья, но наверху было настолько хорошо, что любые лишние телодвижения казались кощунством. Да и пользоваться плодами своих трудов было приятно, не зря старались.

Во время вынужденного простоя в “Беславных Бочагах” они с Кандаром успели здорово поработать над машиной. Во всяком случае, называть ее летающей табуреткой язык больше не поворачивался. Раму облегчили, сведя множество мелких дырочек, кресло вообще переделали с нуля, добавив ящик под инструменты и всякую мелочевку, нормальные ремни, нагреватель и даже нечто похожее на козырек от солнца. А еще – выкрасили всю конструкцию в светло-серый цвет, благо с красками на юге проблем не было – за ведерко мелкого, сыпучего порошка местные просили меньше зеленухи, что по меркам Вольных Земель можно считать вообще бесплатно. С такой расцветкой привлечь внимание драка было куда сложнее – крохотная машина попросту сливалась с небом и даже снизу, в хороший окуляр, разглядеть ее можно было с трудом.

– Я бы и сам так мог, – бурчал Кандар, словно клещами удерживая вместе две трубы, – Давно собирался, просто не успел.

Брак на его слова кивал с серьезным лицом и продолжал вести аккуратный шов, заканчивая спинку кресла. Сероглазый кривил душой – в одиночку он бы такое не потянул. Как бы ни хвалился он своим умением управляться с клешней, отсутствие руки здорово мешало ему сводить. Знал много, умел еще больше – но приложить свои знания к делу не выходило. Швы вело в сторону, листы выходили гнутые, кривые, а про мелкую работу, вроде филигранной подгонки крохотных трубочек под мелкие эйносы, и говорить нечего. На огромную горжу Кандара хватало, но вот все остальное…

Калека его состояние понимал, как никто другой, поэтому просто молча помогал, на время работы прекращая даже привычные взаимные подколки. Сам он не мог пока нормально ходить, но от механика это по большей части и не требуется. А вот Кандар был вынужден каждый день бороться со своим увечьем, выискивая окольные пути там, где любому сводиле проложена прямая дорога. Казалось бы, ровно свести два листа железа – пустяк на пять минут. А сероглазый тратил на это в пять раз больше времени и куда больше усилий. Но сводил.