Фальдийская восьмерка

Пользуясь изгибами русла реки, которое в некоторых местах едва позволяло протиснуться широкому корпусу горжи, добытчики срезали путь едва ли не на каждой петле, выныривая из прибрежных кустов с очередной порцией трофеев. Везим даже не стал спускать на воду лодку, чтобы не толкаться бортами с массивным плотом.

Да и горжа не отставала. Освободившись от гнета связки плотов, “Карга” раскинула за кормой настоящую паутину – сложную ажурную конструкцию из металла, трубок и веревок, защищающую нежные медузьи сетки от рыбин, коряг и изгибов речного дна. Сосредоточенно пыхтящий на своем возвышении Шаркендар, ради такого случая даже притормозивший с традиционным полуденным пьянством, при малейших признаках опасности поднимал всю конструкцию из воды длинным, тугим рычагом, отчего скрытый в недрах подсобки движок надрывно стонал и скрипел. Зато в баках горжи, сперва неохотно, но с каждой минутой все сильнее начинала стучать капель эйра из гибких, ребристых трубок.

Со все увеличивающейся грудой дохлого мяса пришлось разбираться механикам. Брак было запротестовал, но усмехающийся Кандар предложил еще раз внимательнее изучить договор, и калеке пришлось браться за торденовский нож. Наблюдавший за этой сценой Раскон хмыкнул, посоветовал воспользоваться рукавицами, после чего утопал к себе.

– Раньше разделкой занимался младший Жердан, ну и Шарк помогал, – пояснил Кандар, потроша отливающую красным рыбину, длинную и мясистую, как колбаса северян. – Так что можешь смело требовать с него сатисфакцию.

– Что требовать? – буркнул Брак, с отвращением ковыряясь в мокрых паучьих тушках. Волосатые лапы подергивались и осыпались на палубу дождем сиреневых шерстинок. – Где тут вообще эйнос? В заднице?

– В заднице. Там еще два пупырышка, маленьких, надо подцепить сбоку.

– Это отвратительно. Надо было подольше с морозильником провозиться. Этак, до послезавтра.

Из надрезанного паучьего брюшка брызнуло густым и желтым. Брак отшатнулся, выронив нож и принялся грязно ругаться.

Несмотря на обилие добычи, после разделки от нее мало что оставалось. Костяшки эйносов – от крохотных, с ноготь паутинников до широких колец кушварковых ветродуек, которые без особых сложностей можно было надеть на руку как браслеты – все они ссыпались в общий таз. Изредка, по указке Кандара, из мертвых тел извлекались и другие ценности, вроде крохотной овальной губки, сидевшей глубоко под жабрами серебристой саляки – такие отлично фильтровали речную воду и много где использовались. Все остальное без жалости отправлялось в реку.

За “Каргой” тянулся длинный, скрывающийся за ближайшим поворотом, след бледно-розового: по расходящимся от горжи волнам весело скакали ошметки шкур, паучьих лапок и распотрошенных неумелой рукой рыбин. В воде безостановочно плескало, мелькали темные, влажные спины.

– Это отвратительно, – в который раз пробормотал Брак, выковыривая из раковины очередную улитку.

– Куда отвратительнее тебе станет, когда ты поймешь, что все вот это, – Кандар указал рукой на заваленный костяшками тазик. – Все вот это не стоит даже одного фелинтовского разрядника. Точнее, стоить оно столько может, но продавать ты будешь до зимы. Либо придется сдавать на вес, либо везти куда-нибудь далеко, где тебе дадут полную цену. А разрядник даже в самой засранной визжиками деревне у тебя купят еще вчера, солидно при этом переплатив.

– И за каким шаргом мы этим занимаемся?

Злобствовал Брак больше для порядка. Даже самому тупому джорку понятно, что фелинты – разовая удача. Как и подвернувшийся выгодный контракт. Горже нужен металл, эйр, эйносы, а команде нужно пиво, жрачка и кри. Раскон подходил к делу практично, не упуская своей маленькой, но постоянной выгоды. Даже, если ради этого приходилось каждый вечер отмывать палубу от всякой дряни и выслушивать нудеж тех, кому не посчастливилось заниматься разделкой.

– Стоило нанять сюда не механика, а мясника. С полным набором конечностей.

– Ты слишком много общался с Везимом, Четырехпалый. Встань, выдохни, взгляни по сторонам. Красиво ведь?

Брак с трудом распрямился и выразительно посмотрел за корму. Тушку выволка отнесло к прибрежным кустам и оттуда доносился смачный хруст, прерываемый тихим, утробным рычаньем.

– Смотри на это, как на некую лесную справедливость. Река кормит нас, а мы кормим реку. В итоге все возвращается туда, откуда пришло.

– Давай потроши, любитель справедливости.

– Я не могу, у меня лапка, – помахал в воздухе клешней Кандар. – На сегодня ты – повелитель ножа и рыбьих потрохов, крутись как джорк, но сделай. Считай это очередной проверкой.

– Говно. – пробормотал Брак.

Сероглазый просиял, словно услышал откровение самого Тогвия, и пошел облегчаться в нависшую над кормой кабинку.

– Наша жизнь, она как эта река, малец, – донесся сверху хриплый голос.

“Карга” вышла на широкий участок, и старик сполна этим воспользовался, жадно присосавшись к фляге. Сморщенный, острый кадык ходил взад-вперед как поршень компрессора. Залившись, Шаркендар прокашлялся, упихал под десну кусок красноватой смолы и развил свою мысль: