Фамильяр для Корявки

Цокнув языком Корявка глянув себе под ноги хищно улыбнулся, прикидывая что-то про себя. Оторвав взгляд от своих босых ног он с сарказмом произнёс:

— Хорошая попытка. Красивая девушка, говорящая о любви. Знаешь о моём слабом месте, но тебе это не поможет. Обольстительных речей мало, чтобы меня влюбить в себя. Я на это не поведусь.

— Я даже ещё и не пробовала вести обольстительные речи! — с негодованием воскликнула я.

— И не попробуешь! — резко сорвавшись с места он бросился на меня не дав сказать и слова.

Опрокинув на спину, Корявка наваливается на меня всем весом. Он намного сильнее и тяжелее, все мои попытки сбросить его бесполезны. Всё, что мне остаётся это наблюдать адское пламя, что разгорается в глубине его глаз, словно у дикого хищника загнавшего жертву, от предвкушения своей победы. Пытаясь вырваться, я что-то бессвязно лепечу ему. Пытаюсь, объяснить, достучаться, но ничего не выходит. Удерживая мои руки над головой, он слегка приподнявшись упирается мне одним коленом в грудь. Затем хищно оскалившись чертовски медленно начинает переносить весь свой вес на него. Я чувствую, как тонкая кость под его коленом начинает ломаться. На смену моему бессвязному лепету в воздухе повисает мой дикий крик.

Переместив колено с груди на плечо новоиспечённый всадник с интересом наблюдает, как сломанные им кости начинают медленно срастаться. Наша дочь отчаянно пытается помочь мне, но тем самым делает только хуже. Я понимаю это по тому азарту, что разгорается в его глазах, как горящие угли стоит только на них подуть.

— А это интересно… — мучительно медленно тянет он. — Мы можем надолго растянуть наши игры.

Не давая мне возможности, что-то ответить ему, Корявка, не дожидаясь пока сломанные им кости полностью срастутся проделывает тоже самое другим коленом с другой стороны груди. Я снова кричу. Перед глазами всё расплывается от адской боли, на лице же моего рыжика появляется довольная улыбка.

Словно ребёнок, находящийся в эйфории он повторяет свои действия раз за разом. Я уже осипла от крика и совсем не могу пошевелиться. Единственное, что мне доступно это наблюдать за пляшущими чертями в глубине омута его глаз. Я могла бы списать его жестокость на то, что он стал всадником, но я нахожу в себе мужество признаться самой себе, что причина не в этом. Став Войной, он не стал другим, просто сейчас обнажилась и вышла на поверхность другая часть его натуры, та которую я не видела ранее, а сам Корявка мне не показывал.

В ушах стоит шум, сквозь который я слышу всё то, что мои близкие говорили мне о Корявке, другом Корявке. Корявке с которым я была не знакома.

— Он инфернальный мудак! Но кому-то ведь именно такой и нужен… — деловито закинув ногу на ногу сидя на диване и попивая вино, как бы между прочим говорит Регина.

— Ты не знаешь какой он на самом деле! Он готов пойти по головам ради своих целей! Готов пожертвовать кем и чем угодно! — стоя в боевой стойке в столовой напротив Корявки пытается открыть мне глаза на моего ухажёра Зурк.

— Ты можешь увидеть ни того Корявку которого знала, — предостерегает меня Ян прежде чем покинуть столовую.

Перед глазами прыгают чёрные мушки, а из горла вырываются хрипы. Проломленная грудная клетка сдавливает лёгкие, а сломанные кости восстанавливаются очень медленно, я понимаю, что силы нашей дочери иссякли. Больше помощи ждать не откуда.

Отстранившись от меня Корявка разочарованно вздыхает:

— Ну вот и стало снова скучно…

«Да, что-что, а скуку ты не выносишь».

Достав неведома откуда кинжал проведя по его лезвию большим пальцем проверяя остроту, он произносит, замахиваясь:

— Пора заканчивать со всем этим.

Лёжа на траве в ожидании последнего удара от мужчины, что был моей жизнью понимаю, что несмотря ни на что я ни о чём не жалею. Абсолютно ни о чём. Ни о той любви, что, вспыхнув в глубине его глаз буйным лесным пожаром спалила лесную чащу прорастающую в моей душе дотла. Ни о той боли, что он сейчас приносил мне с скрупулёзностью маньяка наслаждающегося мучениями своей жертвы. Быть рядом с ним, наслаждаться его близостью всё это стоило того. Ради этого я готова была отдать что угодно. Даже свою жизнь.

Перед лицом смерти мне захотелось чтобы он не просто узнал об этом, а, чтобы моё признание было адресовано именно ему настоящему. Собравшись с силой, растрачивая последние остатки воздуха, что ещё остались в моих лёгких я плохо слушавшимися губами поспешно, на одном дыхании, произнесла зная, что второй возможности у меня не будет сказать ему то, что я хочу:

— Я ни о чём не жалею. Слышишь? Я люблю тебя, Герхард! Люблю всего, вместе с твоей тёмной стороной.

Сквозь пелену, что стояла у меня в глазах сложно было рассмотреть какую реакцию у него вызвали мои слова. Всё, что я видела это как вскинутая вверх рука с кинжалом, словно прорвавшаяся сквозь преграду бушующая волна, обрушилась вниз с силой войдя в землю рядом с моим лицом.