Фанатизм

            Мы встретили Новый год вдвоем с Бусыгиным дома. Выходить он не любил. Сеня звал на театральную вечеринку, но майор так отмахивался, что сбил сосновые ветки, установленные мною на холодильнике в качестве новогодней икебаны.

– Я пожилой человек, Соня! Думаешь, мне это интересно? Или легко?

            Интересно и легко ему было только заниматься сексом. Притом, что со временем мне это нравилось все меньше, а ему все больше. Объяснений этому у меня не было, потому что никогда раньше мне не приходилось жить с кем-то долгое время. Я считала, что человеку, не проявляющему до этого какой-то особой озабоченности, секс должен быстро прискучить. Но Бусыгин каждый день пытался доказать мне и самому себе, что я с ним и принадлежу ему – доказать азартно и не по одному разу.

            Мне надоело жутко. Если раньше в моей жизни были хоть какие-то фрагменты смысла, то теперь он стер все до единого. Остались уютный быт, вкусная еда и секс с гарантированным оргазмом. Новый год начался долгими выходными – от тоски можно было сойти с ума. Но я не сошла – готовила что-то по модным Интернет-рецептам, мы смотрели два разных телевизора, потому что вкусы не совпадали, он легко засыпал под Discovery, просыпался, пробовал что-то из приготовленного, хвалил, валил меня на диван, потом мы играли на двух разных ноутбуках в разные игры: он – в гонки, а я – в стрелялки, и все было спокойно, и ветра за окнами почти не было слышно.

            Но ветер был. Он разбрасывал по миру тарелки с вкусными блюдами, телепрограммы с новогодними концертами, елочные игрушки и использованные презервативы. Я ненавидела саму себя за то, что согласилась на переезд Бусыгина.

25. ПИСЬМО

            Есть электронные адреса, которыми ты уже не пользуешься, о которых никто не знает, кроме старых друзей, но которые ты не закрываешь. Не потому, что надеешься на что-то, а потому, что занес их в Красную Книгу своих иллюзий: на этот адрес он может мне написать. Приходит на них обычный спам – предложения по раскрутке сайтов, реклама лечения бесплодия, поздравления с тем, что ты выиграл миллион фунтов, и просьбы выслать в ответ свои паспортные данные. А ты каждый раз вздрагиваешь: 1 новое сообщение! Вдруг это от него?

            И вот однажды пришло письмо «от него».

            «Здравствуй, Соня, – писал мне Горчаков. – Прости за то, что уехал, толком не попрощавшись, что не давал о себе знать. Прости, если тебя это задело, а если не задело, то и прощать не за что. Надеюсь, ты хорошо поживаешь, и у тебя все нормально…»

            Я не могла читать дальше. Строчки расплывались от слез. Я подошла к окну – лил дождь, снег таял, влага липла снаружи к стеклам. Талая вода в лужах казалась мне красной…

            Вошла Наташа с новой статьей, но я была не в силах отвечать. Потом вдруг подумала о том, что письмо может исчезнуть.

            «Хочется рассказывать тебе о чем-то. Обо всем. Долго и подробно. Но не уверен, что тебе это интересно. Уверен только в том, что прошлое позади. Прошлое – со всей нашей компанией, с нашими вечеринками, с моими надеждами. Сейчас я живу совсем другой жизнью. Дорогая моя Соня, прошу тебя, не рассказывай никому об этом письме».

            Все. Это был конец сообщения.

            Он не рассказал ничего и попросил не рассказывать никому. Мне даже показалось, что какие-то строчки выпали. Я закрыла почту и снова открыла, письмо было на месте, в прежнем виде.

            Так о чем он хотел мне рассказать? И зачем вообще написал мне? Я была растеряна и счастлива. Взялась писать ответ, начинала несколько раз и стирала.

            В конце концов, получилось всего одна строчка: «Рассказывай обо все. Мне все интересно. Рада, что твоя новая жизнь удалась. Пиши. Соня».

            Он отрезал прошлое, а меня не отрезал. Он обо мне помнил. Этого было вполне достаточно для счастья!

            В один миг все изменилось. Мутная, грязная, душная весна вдруг стала чистой, прозрачной, душистой. Бусыгин кривился – снова произошло какое-то убийство, расследование которого «выносило ему мозг». И я понимала, что даже то, что когда-то касалось Горчакова, было для него всего лишь очередным, рядовым, ничем не примечательным, отнюдь не уникальным случаем. И сам Горчаков был для него всего лишь фигурантом какого-то дела.

            А я ждала ответа. Ждала с таким нетерпением, что спазмами сжимало горло, и обычные слова произносились с хрипом. На следующий день к вечеру пришло новое сообщение.

            «Если я стану рассказывать о здешней жизни, ты заскучаешь, милая Соня. Фру Марта живет в четырехэтажном особняке недалеко от парка Вигеланна в Осло. Два нижних этажа занимает ее галерея, а третий этаж – живой художник, то есть я. Район очень красивый, воздух чистый, еда вкусная, я даже поправился.

            Недостаток в том, что все еще зима. Настоящая полярная ночь. Конечно, не такая, как в северных губерниях, но мне кажется, что самая настоящая. Сумрачно. Тускло. Повсюду искусственное освещение.

            Людей мало. Это тоже странно. Центр города почти пуст даже в уик-энды. Я ездил на машине через туннель в Берген – гулял по Ганзейской набережной и по рыбному рынку (не смейся) и там мне казалось живее.