Наконец-то оторвал взгляд от окна, но больше ничем старался не показывать удивления. Что, Всеволод Алексеевич? Что вы на меня так смотрите? Нет, не будет нотаций и споров. Вы себя со стороны-то видели? Не видел, к счастью. А Сашка видела, как его прозрачные глаза смотрят словно сквозь предметы и даже сквозь саму Сашку. Как он машинально жуёт, даже не обращая внимания, что лежит у него в тарелке. Как подолгу застывает, глядя в окно, газету или телевизор, и явно не воспринимая транслируемую оттуда информацию. И всё чаще не хочет по утрам вставать, мыться, бриться и одеваться. Смысла не видит. Осень, мерзкая погода, вытрепавший все нервы год, который наконец-то подходил к концу, и, что хуже всего, одиночество делали своё чёрное дело. Да, одиночество, несмотря на вечно следовавшую за ним по пятам Сашку. Сашка прекрасно понимала, что она для него — покорённая вершина. Ему нужны новые восхищённые взгляды, аплодисменты, вопросы журналистов, нацеленные на него телекамеры. Одной Сашки слишком мало.
Именно поэтому она не задала никаких вопросов, кроме прозвучавших, про время и способ отъезда. А получив ответ, удовлетворённо кивнула и ушла собирать чемоданы.
Шесть часов пути на машине. Из них два по горному серпантину, на котором хочется выблевать кишки в открытое окно с видом на море. Нет, Сашка предусмотрительно выпила таблеточку и завязала платок на запястье. Последним Всеволод Алексеевич очень заинтересовался, пришлось объяснять, что он тоже помогает от укачивания. Туманов потребовал себе тоже запястье завязать, ради эксперимента. Экспериментатор нашёлся. Его-то не укачивает. Но Сашка послушно завязывает, тихо радуясь, что ему снова стал интересен мир вокруг.
И всё же дорога для него тяжёлая. Уж лучше бы поезд, где есть туалеты, вагоны-рестораны и чашка со звякающей ложечкой. Машину им прислали организаторы, весьма просторный Мерседес с плавным ходом и выдвигающейся подставочкой для ног. Но вот горшок даже в лакшери-комплектации не предусмотрен, и все крупные заправки их. То Сашка бежит в комнату для девочек, проклиная выпитый на прошлой остановке недокофе из картонного стаканчика, то Всеволод Алексеевич вальяжно шествует к комнате для мальчиков, иногда раздавая автографы и даже фотографируясь с узнающими его дальнобойщиками. В машине Сашка ворчит на антисанитарные условия и капает ему на ладони антисептик, а Туманов только смеётся и рассказывает байки о гастрольной юности, в которой они с коллегами перемещались отнюдь не на Мерседесах, а о туалетах с горячей водой в кране даже не мечтали.
Обедают они в каком-то придорожном кафе. Водитель заверил, что «очень приличное место». Сашка скептически косится на меню в файловой папке, листы которого распечатаны на принтере. Последний раз нечто подобное она встречала во времена учёбы в институте. Но Всеволод Алексеевич невозмутимо изучает ассортимент, отводя папку подальше от глаз — очки с собой никто не брал. Сокровище заявило, что книжки читать ему всё равно будет некогда, а телевизор может и так посмотреть. Мол, дома целее будут, и вообще, чем меньше вещей, тем лучше. Сашка спорить не стала, тем более, что всё нужное: лекарства, его конфеты, сумочку с глюкометром и всеми причиндалами к нему, и даже домашние тапочки для Всеволода Алексеевича, которые он наотрез отказался брать, запихала себе в чемодан.
— Я буду куриный суп с домашней лапшой, — сообщает Всеволод Алексеевич, щурясь. — И сырнички. И чай.
Сашка не настолько доверяет таблеткам от укачивания, чтобы плотно обедать, ограничивается только супом. И сразу, как его приносят, понимает, что никакая это не домашняя лапша. Мало того, что она самая обыкновенная, фабричная и дешёвая, из особенно опасного для Туманова сорта муки — дома Сашка использует только безглютеновую. Гораздо хуже, что бульон тоже не из курицы, а из банального кубика.
— Вкусненько как, — удивляется Всеволод Алексеевич. — А по виду и не скажешь, что приличное место.
Всеволод Туманов сидит на пластиковом стуле, за столом, покрытом липкой клеёнкой, и лопает суп из бульонного кубика. Сюрреализм какой-то. И конечно ему «вкусненько», в тарелке вся таблица Менделеева, с усилителями вкуса и прочей дрянью.
Но Сашка героически молчит, потому что выбора у них всё равно нет. Голодным его оставлять нельзя, с собой она как-то не додумалась супчик в термос налить. Да он бы и не стал на ходу есть, скорее всего. Можно представить, во что превратился бы салон Мерседеса.
Сырники по умолчанию полили сгущёнкой. И Сашка ловит его растерянный взгляд, когда официантка приносит тарелку. Ну да, в нормальном заведении хотя бы спросили, чем поливать и поливать ли вообще. А скорее, подали бы сгущёнку, сметану или джем отдельно. Вот почему Сашка не любит вылазки в незнакомые места. Лёгким движением более-менее безопасная еда превращается в опасную.
— Ещё одну порцию принесите, но ничем не поливайте, пожалуйста, — максимально миролюбиво говорит Сашка и забирает у него тарелку. — А эти я съем.