Джозеф Пенворд, без сомнения, был в курсе всего этого – как и многие иные прогрессивные преподаватели нашего факультета, он нередко принимал участие во всех этих шествиях. Приглашая Салли с Джамалом, он убивал сразу двух зайцев – Салли, рожденная в богатой аристократической семье, выклянчила у своего папочки кругленькую сумму, полностью потраченную на нашу экспедицию. Джамал же, как уроженец Южного Судана, мог быть полезен как переводчик и проводник.
Что же до меня, то, кроме самого Пенворда, я был единственным профессиональным египтологом, неоднократно сопровождая профессора в его прежних экспедициях.
Вскоре мы вылетели в Найроби, где мы встретились с Робертом Джонсом – грузным мужчиной, с перебитым носом боксера. С ним был некий русский, лет сорока, с холодными серыми глазами. Судя по набитым на руках наколках, жизнь потрепала его еще сильнее, чем напарника. Джозеф Пенворд, сам неприятно удивленный таким расширением экспедиции, пояснил нам, что Сергей Налимов служил в Южном Судане в какой-то миротворческой миссии.
Однако, судя по обрывкам разговоров, долетавших до меня, Сергей и Роберт занимались в Южном Судане куда менее благовидными делами, включая наемничество, контрабанду и бог весть, что еще. Впрочем, в неспокойной стране, где до сих пор шла гражданская война помощь таких людей была бы не лишней, поэтому Пенвдорд нанял Сергея отвечать за безопасность. Роберт же стал нашим пилотом, сев за штурвал вертолета, арендованного Пенвордом в Найроби. Оттуда мы вылетели сначала в Джубу, а потом – на северо-восток, к суданской границе.
Вскоре начались и болота Судда – поросшие тростником и папирусом водные пространства, перемежаемые островками твердой земли и плавучими скопищами водной растительности, неспешно движущимися по бесчисленным протокам. Огромные бегемоты, задирая голову, сопровождали шум вертолетных лопастей громким ревом, и чудовищные крокодилы, при нашем приближении ныряли в воду, оставляя неровные дыры в ковре из ряски, тины и огромных кувшинок.
Иногда мы пролетали и над редкими хижинами на плавучих островах – и черные люди, весьма схожие лицами с Джамалом, настороженно провожали нас взглядами. Уже вечерело, когда мы нырнули в облако тумана, а, выйдя из него, оказались над небольшим островом, в точности соответствующим описаниям Джонса.
Тут же нам бросилась в глаза и пирамида, уже знакомая по показанным Пенвордом фото. В реальности она впечатляла еще больше – угрюмое сооружение, в три человеческих роста, из сплошного черного камня. Пирамида и впрямь напоминала египетскую архитектуру, но чем-то она походила и на этрусские гробницы, и на ступенчатые зиккураты Междуречья. Я вспомнил экстравагантную теорию Пенворда, отвергнутую всем ученым сообществом, о некой базовой культуре, ставшей прообразом древнейших цивилизаций Средиземноморья.
Мы наскоро разбили лагерь, закончив, когда уже совсем стемнело. Сергей и Роберт заночевали в вертолете, остальные поставили две палатки. В одной легли мы с профессором, в другой – Салли и Джамал. Слышавшиеся всю ночь крики и стоны показывали, что на исторической родине африканский студент не утратил своего пыла, скорей, даже, наоборот, получив двойной прилив сил.
Наутро мы подступили к объекту наших исследований. Черная пирамида выглядела сплошным монолитом – ни малейшего зазора или щели, позволяющей предположить хоть какой-то вход. Мы старательно простукали каждый дюйм – тщетно! Черный камень умел хранить секреты и не собирался раскрывать их перед нами. Отчаявшись, мы уселись на землю, сверля ненавидящими взглядами загадочное сооружение.
И в этот момент из палатки вышел Джозеф Пенворд. Выглядел он странно – словно в облачении египетских жрецов, известных нам по древнеегипетским фрескам. Однако цвета этого одеяния были иными – там, где у древних было белое, у Пенворда обернулось черным, а все остальное стало фиолетовым и ядовито-зеленым. Темные волосы охватывал золотой обруч, напоминающий урей фараонов, вот только змеиное тело венчала женская головка с прекрасным, но злобным ликом. Вместо женских волос вокруг него поднимались извивающиеся змеи, как у Горгоны.
И само одеяние, и странный головной убор покрывали иероглифы – золотые на черном одеянии, черные на извивающемся теле змеи. Годы, отданные изучению египтологии, не прошли даром – кое-какие иероглифы я узнал и невольно содрогнулся, осознав их подлинное значение.
Роберт, Сергей и Салли были впечатлены не менее моего неожиданным преображением профессора. Лишь лицо Джамала выглядело непроницаемой черной маской, пока он рассматривал нашего руководителя.
Первым обрел дар речи летчик.
– Док, что это за… Эй, не дурите!
Из складок одеяния Пенворд достал причудливого вида нож. Рукоятку из слоновой кости также покрывали иероглифы.
– Врата Черной Пирамиды открывает лишь кровь, – он полоснул себя ножом по руке и прислонил окровавленную ладонь к черному камню, забубнив какую-то тарабарщину.