Фантастический Нью-Йорк: Истории из города, который никогда не спит

– Дудек, послушай. Мне нужна твоя помощь. Мой ящик… точнее, то, что в ящике… надо, чтобы ты… – он замолчал, вероятно, потому что заметил, как я изменился в лице.

Прошло еще несколько минут. Я чувствовал, что Мишке собирается с силами. Но когда он вновь открыл рот, то перевел тему разговора.

– Здешние медсестры, – сказал он, поглядывая на двери палаты, – милые женщины, добрые, заботливые. Но они постоянно толкуют мне о молитвах; говорят, что молятся за меня и предлагают молиться самому. Дудек, а ты молишься?

– Редко.

– Раньше я молился. Чувствовал, что Бог где-то рядом, – Мишке с огромным усилием поднял руку и указал на место рядом с собой, – что он где-то здесь. В детстве я даже хотел стать священником. Потом я вырос, женился, у нас… у нас…

Лицо Мишке будто окаменело, не выражая никаких эмоций. Закончить фразу он не смог. Наконец он поднял обе руки и сложил их так, как складывают, когда держат ребенка.

– Когда ты встречаешься со смертью, малыш Дудек, когда ты видишь ее и держишь ее на руках, когда у тебя нет сомнений в том, что она реальна и тверда как камень, когда ты понимаешь, что ее мрачный, жуткий силуэт всегда рядом с нами, что он пожирает жизнь изнутри… – Мишке со вздохом опустил руки. – Когда ты видишь такое, Дудек, то перестаешь тратить время на молитвы.

Мишке успокоился и затих. Я даже испугался, не перестал ли он дышать. Когда он заговорил вновь, его голос был непривычно робким.

– Дудек, я столкнулся с чем-то новым. Живым существом, которое не должно было быть живым. Оно красивое, я такого никогда прежде не видел. Оно ходит на двух лапах, как птица, но это не птица. Оно наблюдает за мной. Когда я открываю крышку ящика, оно смотрит на меня своими глазами и видит… меня. Считает меня живым существом, равным себе. Его взгляд как бы говорит: «Я живое, Мишке, как и ты, а ты живой, как и я». Понимаешь, Дудек?

Мишке потянулся рукой ко мне, но от слабости уронил ее на матрас. Рука свесилась с края койки, и мне пришлось ее поправить. По левой щеке Мишке потекли слезы, оставив широкую влажную полосу от уголка глаза до уха.

– Как мне тебе помочь? – спросил я.

– Просто корми его. Бросай еду в отверстия в ящике. Немного хлеба и мяса. Можно вареное яйцо. Не давай ему голодать! Когда я смогу, я спущусь и заберу его из кессона. Не знаю, хватит ли у него сил пережить подъем, но попытка не пытка. Это все, что нам обоим остается.

В следующую смену я отыскал ящик Мишке. Он стоял в углу никем не потревоженный. Сбоку Мишке написал углем свое имя, но буквы вышли корявыми и неразборчивыми. Крышка была по-прежнему привязана веревкой. Я присмотрелся к ящику. В тусклом освещении невозможно было заглянуть в дырку и понять, есть ли там что-нибудь. Я даже не стал пробовать. Мне никто не мешал развязать веревку и снять крышку, но этого я тоже не сделал. Я просто стоял в углу и смотрел, пока прораб не скомандовал отправляться на работу. В обеденный перерыв я присел на корточки у ящика спиной к остальным рабочим, быстро покрошил бутерброд и распихал куски по дыркам. Изнутри не донеслось ни звука, но я продолжал совать в ящик кусочки хлеба и мяса. Покончив с этим как можно скорее, я ушел.

Я проделывал это три дня, а на четвертый ящик исчез. Я расспросил других рабочих о судьбе ящика, и наконец, один смог ответить нечто вразумительное.

– Этот здоровяк, Микки, держал его под мышкой, когда расшлюзовывался утром. Ты что, не встретил его в пересменок?

Когда рабочий день кончился, я отправился в пансион, где жил Мишке, но не встретил его там. Другие жильцы рассказали, что еще утром Мишке собрал все пожитки и съехал. В следующий раз мы увиделись только через четыре года.

Стоял погожий летний денек. В тысяча восемьсот семьдесят шестом мост был еще далек от завершения, но нью-йоркский кессон был давно достроен. Помещение, где мы с Мишке и сотнями других рабочих трудились, теперь было зацементировано, а поверх кессона выстроили гигантскую каменную башню. Те дни остались далеко позади. Теперь я работал переплетчиком, а в тот день шел на концерт на открытой площадке в Центральном парке. Я прошел мимо сидевшей на скамейке пары, не особенно приглядываясь и заметив лишь, что у женщины на коленях сидел ребенок. Но пройдя еще несколько шагов, я услышал, как кто-то зовет меня хриплым голосом. Я узнал, кто это, даже не оглядываясь.

– Мишке!

– Малыш Дудек! – ответил Мишке, широко улыбаясь.

Сперва я опешил. Я понимал, что передо мной Мишке, но как он переменился! Грубые, корявые черты лица никуда не делись, однако он выглядел гораздо свежее, а кожа его лица была розовой и гладко выбритой. Волосы были аккуратно острижены и причесаны. Одет он был опрятно. Даже его глаза казались почти одинаковыми по размеру, а взгляд – не таким суровым. У Мишке был вид абсолютно счастливого человека. В тот момент, когда я это осознал, Мишке представил мне свою спутницу.