Фантастический Нью-Йорк: Истории из города, который никогда не спит

– Верно, у старого колодца. Папа постоянно говорил, что с ним нужно что-то сделать – до несчастного случая, как вы понимаете. Положить сверху пару жестяных листов, например. А после происшествия ему пришлось полностью засыпать чертову дыру.

– Ваша мать винила его в случившемся, потому что он так ничего и не сделал с колодцем?

– Она винила всех – его, меня, тех, кто вырыл этот колодец… Бога – за то, что тот создал подземные реки и источники, чтобы люди копали колодцы. Поверьте, мама блестяще владела искусством обвинения.

Наступает очередная продолжительная пауза – тщательно выверенная, выдержанная психологом специально для того, чтобы посеять семена, из которых потом вырастут будущие откровения.

– Ханна, постарайтесь вспомнить слово, что было написано на самом первом камне, который вы получили. Получится?

– Я прекрасно его помню. Это слово «следуй».

– А что было написано на самом последнем найденном вами камне?

Теперь Ханне приходится поднапрячь память, но ненадолго.

– «Падай», – отвечает она. – Там было написано «падай».

4

Полбутылки «Мари Майанс», взятой у подруги Питера, внешний вид которой никак не вязался с представлениями Ханны о подругах Питера. Готичного вида девица подрабатывала диджеем в клубе, в котором Ханна никогда не была, потому что в принципе не ходила в клубы. Она не танцует и никогда не питала слабости к музыке и моде. Днем готичная девица работает в «Трэш и Водевиль» на Сент-Маркс-плейс, торгуя ботинками «Док Мартенс» и синей краской для волос. Магазин всего в паре кварталов от места, где пройдет вечеринка, на которую Ханну отправил Питер. На крошечной белой карточке написано «La Fête de la Fée Verte»[47], внизу указан телефон. Ханна уже позвонила и согласилась прийти. Ровно в семь часов вечера, без опозданий. Ей объяснили все, что от нее потребуется. Дважды.

Ханна сидит на полу у кровати, рядом дымятся две свечи с ванильным ароматом. Ей хотелось создать хотя бы какое-то подобие атмосферы, соответствующей событию. Мистические штучки ее не интересуют, но она все же решила раздобыть по случаю бутылку настойки. Девушка передала ей бутылку в коричневом бумажном пакете, совершенно не скрываясь, и внимательно уставилась на Ханну едва виднеющимися из-под густо накрашенных черными и фиолетовыми тенями век глазами.

– Так ты, выходит, тоже подруга Питера? – подозрительно спросила она.

– Вроде того, – ответила Ханна, принимая пакет не без удовольствия от совершаемого ей противоправного действия. – Партнер по шахматам.

– Ты художница, – сказала девица.

– В основном.

– Питер – прикольный старикан. Пару лет назад он внес залог за моего парня.

– Правда? Он действительно замечательный, – Ханна неловко покосилась на разглядывающих кожаные сумки и корсеты посетителей и перевела взгляд на входную дверь, за которой светило яркое солнце.

– Не дергайся. Держать в руках бутылку абсента – не преступление. Даже пить его – не преступление. Незаконно лишь ввозить его в страну, но ты же этого не делала. Так что не парься.

Ханна кивнула, сомневаясь, что девушка сказала правду.

– Сколько с меня? – спросила она.

– Нисколько, – ответила девица. – Ты же подруга Питера. К тому же мне привозят его из Джерси по дешевке. Если не допьешь – верни, что останется.

Ханна отвинчивает пробку, и резкий запах мгновенно бьет ей в ноздри – она даже не успевает поднести бутылку к носу. Как и утверждал Питер, пахнет лакричными конфетами. Ханна никогда их не любила. В детстве она всегда откладывала их – а заодно и вишневые – и отдавала сестре. Ее сестра обожала лакричные конфеты.

У нее припасен бокал из купленного на рождественской распродаже неполного набора, заготовлена коробка с сахаром, графин дистиллированной воды и доставшаяся от матери старинная серебряная ложка. Ханна наливает абсент медленно, по капле, пока искрящаяся желтовато-зеленая жидкость не покрывает дно бокала. Затем она устанавливает потускневшую от времени ложку на край бокала и кладет в нее кубик сахара. Она вспоминает, как Гари Олдмен и Вайнона Райдер проделывали то же самое в «Дракуле». Фильм она смотрела с парнем, который потом бросил ее ради другого мужчины. Ханна останавливается и просто смотрит на бокал, переваривая возникшие неприятные ассоциации.

– Наверное, я сошла с ума, – произносит она, но та ее часть, что вечно чувствует себя виноватой за то, что приходится соглашаться на работу, не связанную с живописью, чтобы оплатить счета, та ее часть, что вечно стремится логически обосновать и оправдать ее действия, предлагает ей считать грядущее событие своего рода исследованием. Открывающим новые горизонты опытом, если угодно. Кто знает, вдруг необычные впечатления помогут ей направить творчество в новое русло?