– Она любила другого, если ты об этом. Я им обоим был не ровня, я сам это понимал. Для неё я был просто другом, а может, и просто её игрушкой. Но это было неважно.
– Какая трогательная история, – он демонстративно зевнул. – Пусть она будет с другим, лишь бы было ей счастье, да, красавчик? О, непрошеная слеза… Какой я всё-таки чувствительный. Ищи свои вещи там, где бывает много народу, но лишь иногда. Это была подсказка, а теперь отвечай: почему ты никогда не боролся за неё, придурок?
Я разозлился так, что даже не стал угадывать.
– Что я мог сделать? Мне было не дотянуться до неё. Она была… богиней. Ангелом и демоном… А я… Что я мог ей дать, простой семнадцатилетний мальчишка? Я только хотел, чтобы она была счастлива…
– Нет, ты в самом деле дурак, – мой собеседник снова пригубил бренди. – Что ты мог ей дать? Давай-ка подумаем… Может быть, свою любовь, а? Или этого мало? – Он наклонил голову и смотрел на меня внимательным изучающим взглядом. – Иди туда, где поют самые чистые голоса.
– Опера? – спросил я равнодушно.
Глория, неужели я действительно ничего не понимал? А теперь… Ты уже мне не ответишь…
– Нет. Ну и чем же кончилась эта трогательная love story?
– Она умерла пять лет назад. Тот, кого она любила, предал её. Он был слишком увлечён своими планами и пожертвовал Глорией ради своих амбиций. – Я смотрел в его глаза, не отрываясь. – Она умирала долго, около восьми часов. Восемь часов бесконечной боли. Она боролась, как могла, но бесполезно. Он мог бы спасти её, если бы пришёл. Но он не пришёл. Вот и вся история.
Муха, жужжа, опустилась на мой стакан. Больше не было никаких звуков.
– Как трогательно, аж за душу берёт, – сказал наконец незнакомец. Тон был насмешливым, но лицо – серьёзным. – И что же теперь? Ты хочешь отомстить за загубленную жизнь своей возлюбленной, не так ли, детка?
– А если и так? Я поклялся найти его. И ищу уже пять лет.
– И что ты будешь делать, когда найдешь?
– Не знаю… Я правда не знаю, что мне теперь делать с тобой, Феликс.
Мы смотрели друг на друга, высовываясь каждый из-за своей маски. Безмолвный диалог, которого я ждал пять лет.
Феликс поднялся.
– Когда решишь, что хочешь сделать, – приходи, я буду ждать. В ратуше. До восхода солнца. И оружие своё не забудь. Оно там, где страждущие ищут утешения.
Он направился к выходу.
– Стой, Феликс!
Он, не обернувшись, махнул мне рукой и вышел. Я пытался подняться, но вместо этого вплеснул в себя бренди.
– Молодой господин позволит дать ему совет? – Старик-бармен прошаркал мимо меня. – Не лучше ли оставить здесь весь свой багаж – чемодан и воспоминания – и уехать? Пусть мёртвые будут с мёртвыми, а живые – с живыми.
– Ты так боишься за своего босса, дедуля?
– Дурак ты, Дэвид, – ответил старик без обычного дребезжания. – Я просто не хочу, чтобы два человека, которых Глория любила, покончили с собой из-за неё. Ей бы это не понравилось.
– Ты знал Глорию? – Я резко вскочил на ноги.
– Молодой господин желает выпить? – Старикан опять надел свою маску. – Водка? Виски?
– Я спрашиваю: ты знал её? Отвечай!
– Могу смешать коктейль, если молодому господину будет уго…
Злость, ненависть, ярость. Удар получился сам собой. Или не получился – старик перехватил мою руку, сжал, словно тисками, лёгким толчком в грудь усадил обратно на стул.
– Ай, молодой господин, кто ж это вас научил на немощных-то замахиваться?
– Дай боже мне такой же немощи, – я потёр запястье. – Снял бы ты маску, дедушка? Не надоело ещё?
– Скоро уже, молодой господин. Праздник сегодня будет – тогда и сниму, как положено. А пока, на-ка, выпей. Это из моих личных запасов.
Он протянул мне искрящийся на солнце бокал. Я осушил его залпом – спиртное приятно обожгло внутренности.
– И что теперь? – сказал я больше сам себе, чем кому бы то ни было. – Я пять лет жил только ради этой встречи. А теперь встретились – и что же мне делать?
– Закусывать, – ответил старик и поставил передо мной тарелку с бифштексом.
Когда я вышел из салуна, голова была ясной. Весьма странно, если знать сколько я выпил. Старый бармен – его звали Просперо, это немногое, что я твёрдо помнил из нашего с ним разговора – познакомил меня со всеми достопримечательностями своего бара, начиная от «шедевров местных пивоварен» и заканчивая экзотическим коктейлем «Три лягушки», от которого я основательно позеленел и едва не заквакал. И это было хорошо. Хорошо мне было. Забыть про всё на свете, упасть носом в салат, и баиньки: мало человеку надо для счастья. Ну, хотя бы для иллюзии счастья. Но даже это оказалось мне недоступным.
– Кажется, молодому господину пора протрезветь, – вкрадчиво сказал старик Просперо.
Я и протрезвел. Стоял я, совершенно трезвый, на городской площади: сзади салун, прямо ратуша, справа парк, слева церковь – и слушал перезвон церковных колоколов.
Бом-бом.
Это не жилой дом и не улица.
Бом-бом.
Место, где собирается много людей.
Бом-бом.
Где поют самые чистые голоса.
Бом-бом.
Где страждущие ищут успокоения.
Ну да, конечно. Где же ему ещё быть, моему чемодану? Я усмехнулся и пошёл к церкви.